Такое обращение к Саиду побудило к рассмотрению эзотеризма через призму концепции ориентализма. Например, высказанная Саидом мысль о том, что «ориентализм можно считать своего рода регламентированным письмом, видением и исследованием, в котором доминируют императивы, перспективы и идеологические предпочтения, очевидно, предназначенные именно для Востока»[843]
, лежит в основе программы деконструкции представлений о эзотерических элементах в религиозной традиции Востока. Так, Лиана Саиф в цикле работ обосновала концепцию исламского эзотеризма прежде всего через критику распространенных среди исследователей убеждений, что исламский эзотеризм прочно связан с суфизмом или с особыми направлениями шиитского ислама. Саиф убедительно доказала, что сама концепция «исламского эзотеризма» впервые была предложена Рене Геноном[844] и развита в традиционалистских кругах прежде всего Анри Корбеном. Именно Корбен популяризировал суфизм в западном мире и определил его как ключевую форму исламского эзотеризма[845]. Корбен инициировал вчитывание в исламский контекст неоплатонических представлений, в его изложении Ибн Сина предстает как предшественник традиции иллюминизма, тем самым послужив «перенниалистской (западной) апроприации исламских философских и эзотерических знаний»[846]. Таким образом, представления об исламском эзотеризме оказываются оторваны от реалий исламской мысли и на поверку являются конструктом, сформированным традиционалистской перспективой рассмотрения религии. То есть декларируемая приверженность этическим категориям в исследовании оказывается полностью дезавуированной. Но эти находки Саиф вряд ли сами по себе могли на что-то повлиять, поскольку крупномасштабных исследований исламского эзотеризма в трудах 1990–2010 годов не предпринималось.Напомним, что Ханеграафф и Февр проводили идею о разделении оккультизма и эзотеризма. Под оккультизмом они понимали совокупность эзотерических учений, подвергшихся процессу секуляризации[847]
, в то время как эзотеризмом назывались учения до XIX века, берущие начало в синкретизме Возрождения. Юлиан Штрубе, защитивший в 2015 году диссертацию по социалистическим основам эзотеризма Э. Леви, опроверг эти построения. Штрубе доказывает, что термин «эзотеризм» появился в среде французских эзотерических групп как самоопределение, а до XIX века эзотериков вообще не было, зато имелись алхимики, пиетисты, мистики, теурги, герметики, розенкрейцеры и т. п. Теологи и рационалисты боролись не с эзотеризмом, а с язычеством, поэтому говорить об эзотеризме как этической, внешней по отношению к предмету исследования категории не приходится. Более того, прилагательное «западный» также возникло в эзотерических кругах. Как замечает Штрубе, «мы имеем дело не с научной концепцией, а с полемическим, оккультистским термином с конкретной историей»[848].Термин «западный эзотеризм» возник около 1880 года в среде французских мартинистов, стремившихся провести демаркацию между классической теософией, восходящей к Бёме, и новой теософией Е. Блаватской[849]
. По их мысли, фальшивая теософия избрала Восток как основу для своего мировоззрения, в то время как истинная теософия должна ориентироваться на Запад. Сходные процессы внутри французского эзотеризма породили и деление на оккультизм и эзотеризм, которое затем было популяризировано Геноном и его последователями, в частности Элиаде. Согласно Штрубе, современный концепт западного эзотеризма есть адаптация традиционалистского мировоззренческого конструкта в академической среде, ведь именно традиционалисты были создателями «универсалистских и перенниалистских подходов, которые предполагали вневременной и сущностный эзотеризм, проявляющийся на протяжении всей истории во множестве отдельных культур»[850]. Действительно, именно таким вневременным конструктом и становится для Ханеграаффа, Февра и многих их единомышленников западный эзотеризм, ведь такие авторы, как Пико делла Мирандола, Марсилио Фичино, Парацельс, именуются приверженцами западного эзотеризма, хотя сами они никогда так себя не называли.