Читаем «Отреченное знание». Изучение маргинальной религиозности в XX и начале XXI века. Историко-аналитическое исследование полностью

Если генеалогия концепции «западный эзотеризм» оказывается проблематичной, то не менее проблематичной является и его идеологическое наполнение. Термин «западный» предполагает, что в своей основе эзотерический синтез был возможен только в западной мысли. Развившись в эпоху Возрождения и соприкоснувшись с другими культурами, он проникал в них в силу диффузии, то есть эзотеризм в исламских странах, Южной Америке или Индии возможен лишь тогда, когда туда привносятся западные идеи. Таким образом эзотеризм оказывается частью процесса вестернизации. Представление о диффузионизме опровергается современными исследованиями эзотеризма в Латинской Америке[851]. В частности, Мариано Виллалаба показывает, что мексиканское язычество до процесса колонизации структурировало представление о своем прошлом не через слово, а через визуальные изображения, поэтому насажденная колонизаторами письменная культура воспринимается современными теоретиками как «процесс „секуляризации памяти“, поскольку аборигены начали „секуляризировать“ собственные воспоминания при написании своего кодекса»[852].

Именно в процессе перевода устного в письменное значимую роль играет эзотеризм. Здесь разрабатывается альтернативная западной модель prisca theologia, в которой центральное место занимает Кетцалькоатль — источник мудрости, более древний, чем Гермес Трисмегист, и превосходящий привнесенное колонизаторами христианство. В этих построениях западные модели эзотерического трансформируются для оправдания уникальности религии индейцев. Любопытно, что процесс такой нативизации происходит не в среде коренных жителей, а в среде поселенцев. Так, латинские мартинисты, появившиеся в XIX веке в Аргентине, развили мифологию, согласно которой индейцы кечуа произошли от атлантов и на одной из стадий цивилизации инков сами, до появления испанцев, пришли к монотеизму. Все эти данные, согласно Виллалаба, показывают, что эзотеризм не распространялся как исключительно западный конструкт, он был чем-то вроде лекала, по которому создавались мифологии, помогающие легитимировать языческие представления коренных народов Америки, то есть эзотеризм был не формой колонизации, а орудием борьбы с ней.

Таким образом, по выражению одного из представителей молодого поколения, «теоретический багаж таких терминов, как „западный“ и „эзотеризм“, может быть назван каким угодно, но точно не легким»[853]. И первый, и второй являются конструктами, изначально возникшими в эзотерической среде и несущими в себе значительный идейный заряд. Кроме того, вольно или невольно эти концепции становятся проводниками определенной идеологии видения западным миром себя и окружающей реальности, что сбивает фокус рассмотрения проблемы, уводя ее далеко от объективности. Таким образом, утверждения Ханеграаффа о различении эмического и этического уровней описания оказываются дезавуированы.

Отверженное знание

Другой значимой характеристикой исследований эзотеризма еще со времен Ф. Йейтс и социологии оккультного стало определение его как отверженного знания[854]. Спорность этой категории не раз признавалась, но так сложилось, что Ханеграафф стал одним из самых последовательных ее проводников. И если у Ф. Йейтс или Дж. Уэбба было убеждение в том, что эзотеризм действительно являлся тайным оппозиционным знанием, некой скрытой традицией западной культуры, то Ханеграафф считает, что в реальности говорить о такой традиции нельзя, зато можно точно установить наличие историографической категории отверженного знания, оформившейся в трудах протестантских ересиологов эпохи Просвещения. Именно этот конструкт и стал основой для развития дискурса эзотерического в XIX веке, когда конкретные учения выстраивали вокруг отверженного знания свою идентичность. В статьях последних лет Ханеграафф только обострял эту концепцию, подчеркивая, что эзотеризм именно по причине его маргинализации и стал альтернативным способом познания мира, без постижения которого невозможно составить цельного представления о западной культуре[855].

В глазах нового поколения исследователей концепция отверженного знания как в эссенциалистской, так и в историографической вариации оказывается проблематичной сразу по множеству причин. Во-первых, категория маргинализации ничего по существу не говорит о содержании того, что было маргинализировано. В различные эпохи в разных культурных и исторических обстоятельствах маргинализации подвергались политические системы, группы людей, ценностные ориентации, между собой эти феномены не имеют ничего общего, следовательно, одного представления о том, что некое знание было отвержено, еще недостаточно, чтобы определить его.

Перейти на страницу:

Все книги серии Studia religiosa

Свято место пусто не бывает: история советского атеизма
Свято место пусто не бывает: история советского атеизма

Когда после революции большевики приступили к строительству нового мира, они ожидали, что религия вскоре отомрет. Советская власть использовала различные инструменты – от образования до пропаганды и террора, – чтобы воплотить в жизнь свое видение мира без религии. Несмотря на давление на верующих и монополию на идеологию, коммунистическая партия так и не смогла преодолеть религию и создать атеистическое общество. «Свято место пусто не бывает» – первое исследование, охватывающее историю советского атеизма, начиная с революции 1917 года и заканчивая распадом Советского Союза в 1991 году. Опираясь на обширный архивный материал, историк Виктория Смолкин (Уэслианский университет, США) утверждает, что для понимания советского эксперимента необходимо понять советский атеизм. Автор показывает, как атеизм переосмысливался в качестве альтернативной космологии со своим набором убеждений, практик и духовных обязательств, прослеживая связь этого явления с религиозной жизнью в СССР, коммунистической идеологией и советской политикой.All rights reserved. No part of this book may be reproduced or transmitted in any form or by any means, electronic or mechanical, including photocopying, recording or by any information storage and retrieval system, without permission in writing from the Publisher.

Виктория Смолкин

Обществознание, социология / Учебная и научная литература / Образование и наука
Новому человеку — новая смерть? Похоронная культура раннего СССР
Новому человеку — новая смерть? Похоронная культура раннего СССР

История СССР часто измеряется десятками и сотнями миллионов трагических и насильственных смертей — от голода, репрессий, войн, а также катастрофических издержек социальной и экономической политики советской власти. Но огромное число жертв советского эксперимента окружала еще более необъятная смерть: речь о миллионах и миллионах людей, умерших от старости, болезней и несчастных случаев. Книга историка и антрополога Анны Соколовой представляет собой анализ государственной политики в отношении смерти и погребения, а также причудливых метаморфоз похоронной культуры в крупных городах СССР. Эта тема долгое время оставалась в тени исследований о политических репрессиях и войнах, а также работ по традиционной деревенской похоронной культуре. Если эти аспекты советской мортальности исследованы неплохо, то вопрос о том, что представляли собой в материальном и символическом измерениях смерть и похороны рядового советского горожанина, изучен мало. Между тем он очень важен для понимания того, кем был (или должен был стать) «новый советский человек», провозглашенный революцией. Анализ трансформаций в сфере похоронной культуры проливает свет и на другой вопрос: был ли опыт радикального реформирования общества в СССР абсолютно уникальным или же, несмотря на весь свой радикализм, он был частью масштабного модернизационного перехода к индустриальным обществам? Анна Соколова — кандидат исторических наук, научный сотрудник Института этнологии и антропологии РАН, преподаватель программы «История советской цивилизации» МВШСЭН.

Анна Соколова

Документальная литература
«Ужас Мой пошлю пред тобою». Религиозное насилие в глобальном масштабе
«Ужас Мой пошлю пред тобою». Религиозное насилие в глобальном масштабе

Насилие часто называют «темной изнанкой» религии – и действительно, оно неизменно сопровождает все религиозные традиции мира, начиная с эпохи архаических жертвоприношений и заканчивая джихадизмом XXI века. Но почему, если все религии говорят о любви, мире и всеобщем согласии, они ведут бесконечные войны? С этим вопросом Марк Юргенсмейер отправился к радикальным христианам в США и Северную Ирландию, иудейским зелотам, архитекторам интифад в Палестину и беженцам с Ближнего Востока, к сикхским активистам в Индию и буддийским – в Мьянму и Японию. Итогом стала эта книга – наиболее авторитетное на сегодняшний день исследование, посвященное религиозному террору и связи между религией и насилием в целом. Ключ к этой связи, как заявляет автор, – идея «космической войны», подразумевающая как извечное противостояние между светом и тьмой, так и войны дольнего мира, которые верующие всех мировых религий ведут против тех, кого считают врагами. Образы войны и жертвы тлеют глубоко внутри каждой религиозной традиции и готовы превратиться из символа в реальность, а глобализация, политические амбиции и исторические судьбы XX–XXI веков подливают масла в этот огонь. Марк Юргенсмейер – почетный профессор социологии и глобальных исследований Калифорнийского университета в Санта-Барбаре.

Марк Юргенсмейер

Религия, религиозная литература / Учебная и научная литература / Образование и наука
Месмеризм и конец эпохи Просвещения во Франции
Месмеризм и конец эпохи Просвещения во Франции

В начале 1778 года в Париж прибыл венский врач Франц Антон Месмер. Обосновавшись в городе, он начал проповедовать, казалось бы, довольно странную теорию исцеления, которая почти мгновенно овладела сознанием публики. Хотя слава Месмера оказалась скоротечна, его учение сыграло важную роль в смене общественных настроений, когда «век разума» уступил место эпохе романтизма. В своей захватывающей работе гарвардский профессор Роберт Дарнтон прослеживает связи месмеризма с радикальной политической мыслью, эзотерическими течениями и представлениями о науке во Франции XVIII века. Впервые опубликованная в 1968 году, эта книга стала первым и до сих пор актуальным исследованием Дарнтона, поставившим вопрос о каналах и механизмах циркуляции идей в Европе Нового времени. Роберт Дарнтон – один из крупнейших специалистов по французской истории, почетный профессор в Гарварде и Принстоне, бывший директор Библиотеки Гарвардского университета.MESMERISM AND THE END OF THE ENLIGHTENMENT IN FRANCE Robert Darnton Copyright © 1968 by the President and Fellows of Harvard College Published by arrangement with Harvard University Press

Роберт Дарнтон

Зарубежная образовательная литература, зарубежная прикладная, научно-популярная литература / Зарубежная образовательная литература / Образование и наука

Похожие книги

Актуальность прекрасного
Актуальность прекрасного

В сборнике представлены работы крупнейшего из философов XX века — Ганса Георга Гадамера (род. в 1900 г.). Гадамер — глава одного из ведущих направлений современного философствования — герменевтики. Его труды неоднократно переиздавались и переведены на многие европейские языки. Гадамер является также всемирно признанным авторитетом в области классической филологии и эстетики. Сборник отражает как общефилософскую, так и конкретно-научную стороны творчества Гадамера, включая его статьи о живописи, театре и литературе. Практически все работы, охватывающие период с 1943 по 1977 год, публикуются на русском языке впервые. Книга открывается Вступительным словом автора, написанным специально для данного издания.Рассчитана на философов, искусствоведов, а также на всех читателей, интересующихся проблемами теории и истории культуры.

Ганс Георг Гадамер

Философия
Философия символических форм. Том 1. Язык
Философия символических форм. Том 1. Язык

Э. Кассирер (1874–1945) — немецкий философ — неокантианец. Его главным трудом стала «Философия символических форм» (1923–1929). Это выдающееся философское произведение представляет собой ряд взаимосвязанных исторических и систематических исследований, посвященных языку, мифу, религии и научному познанию, которые продолжают и развивают основные идеи предшествующих работ Кассирера. Общим понятием для него становится уже не «познание», а «дух», отождествляемый с «духовной культурой» и «культурой» в целом в противоположность «природе». Средство, с помощью которого происходит всякое оформление духа, Кассирер находит в знаке, символе, или «символической форме». В «символической функции», полагает Кассирер, открывается сама сущность человеческого сознания — его способность существовать через синтез противоположностей.Смысл исторического процесса Кассирер видит в «самоосвобождении человека», задачу же философии культуры — в выявлении инвариантных структур, остающихся неизменными в ходе исторического развития.

Эрнст Кассирер

Культурология / Философия / Образование и наука