Джонс говорит, что анализ Фрейда собственных обмороков как «крушения в момент успеха» подтверждается тем фактом, что перед каждым случаем потери им сознания происходила дискуссия на тему желания кому-либо смерти. Это совершенно верно, но не в том конкретном смысле, как это хотел показать Фрейд, как нечто связанное с мощью победы. Очень вероятно, что Фрейд совершает свою частую ошибку, пытаясь слишком точно ограничить то, что на самом деле является частью сложного символа и гораздо более серьезной проблемы. Я имею в виду, конечно, чувство подавляющего опыта, когда человек слишком далеко выходит за пределы своей зоны комфорта, и у него не хватает сил поддерживать это превосходство. В дополнение к присутствию Юнга именно это чувство характеризует оба случая обморока. Разумно расширить бремя, возложенное на Фрейда, за пределы реакции на одного лишь Юнга. В конце концов, он держал на своих плечах одно из великих иконоборческих движений человеческой мысли, вопреки конкуренции, враждебности, и принижению, всех других более «духовных» («оккультных») смыслов, которые человечество считало столь священными, всех других умов с их возвышенными идеями или широко распространенными истинами, которые пользовались огромной поддержкой и признанием на протяжении веков. Его организм в самых глубинах имеет полное право чувствовать себя непосильно обремененным таким грузом и погрузиться в радостное забвени. Осмелились бы мы представить, что можно легко поддерживать всю эту незаурядность, не имея сверхчеловеческих сил, на которые можно опереться? Какую позицию нужно занять по отношению ко всей этой безличной и исторической, а также личной, конкретной и физической трансцендентности: пирамиды, трупы из торфяников, новая религию? Это, как если бы весь организм должен был заявить: «Я не могу этого вынести, у меня нет сил, чтобы противостоять этому». Следует признать, что сильная и значительная фигура Юнга, оригинального мыслителя, сохраняющего независимость, даже спорящего с Фрейдом и противостоящего ему, имеет в этом вопросе дополнительную значимость. Но присутствие Юнга – только один аспект общей проблемы власти. В этом смысле, даже чтобы окончательно победить Юнга, Фрейд должен был возложить весь вес психоаналитического движения на свои плечи. Мы можем видеть, насколько уместно понимание «крушения в момент успеха», хоть оно и не находится в соответствии с конкретной динамикой, которую имел в виду Фрейд.
Эмоциональная двойственность сausa Sui
Суть всей нашей дискуссии заключается в одном признании Фрейда Карлу Абрахаму[77]
: беспомощность была одной из двух вещей, которые он ненавидел больше всего. (Другой была бедность, потому что она означает беспомощность.) Фрейд ненавидел беспомощность и боролся с ней, и эмоциональное чувство полной беспомощности перед лицом опыта было слишком сильным, чтобы он мог его вынести. Таким образом, все козыри оказались у оборотной стороны зависимости, которую Фрейд пытался контролировать. Такое продолжающееся самосовершенствование, как было у оказавшегося в лидерском положении Фрейда, должен был отнимать огромное количество энергии. Неудивительно, что, когда Фрейд приходил в себя после второго обморока, он сказал: «Как приятно, должно быть, умирать»4950. И нет никаких оснований сомневаться в рассказе Юнга о событии, составляющим с этим одно целое:Когда я нес его, он наполовину пришел в себя, и я никогда не забуду взгляд, который он бросил на меня, как будто я был его отцом51
.Как приятно, должно быть, освободиться от колоссального бремени доминирующей, самоформирующейся жизни, ослабить хватку «центра» и пассивно поддаться верховной власти и авторитету. Какая же радость заключается в такой уступке: комфорт, доверие, облегчение в груди и плечах, легкость в сердце, ощущение того, что тебя поддерживает нечто большее, чем ты сам, менее подверженное ошибкам. Со своими собственными, отличающими его от остальных, проблемами, человек – единственное животное, которое может добровольно принять глубокий сон смерти, даже зная, что это означает забвение.