Отрицание смерти

Фрейда явно беспокоила проблема того, как далеко должна зайти жизнь, чтобы обрести героический смысл. Согласно психоаналитической теории, ребенок впервые сталкивается с ужасом жизни и одиночества, утверждая собственное всемогущество, а в дальнейшем – используя культурную мораль как средство своего бессмертия. К тому времени, когда мы вырастаем, это уверенное, делегированное бессмертие становится главной защитой на службе нашего организма перед лицом опасности. Одна из главных причин, по которой так легко вести мужчин на войну, заключается в том, что в глубине души каждый из них сожалеет о возможной смерти человека рядом с ним. Каждый защищает себя в своих фантазиях до того момента, пока не испытает реальный шок от того, что сам истекает кровью. Логично, что если вы один из немногих, кто признает страх смерти, то вы должны подвергнуть сомнению фантазию о бессмертии, что и сделал Фрейд. Зильбург утверждает, что эта проблема беспокоила Фрейда всю жизнь. Он жаждал славы, ожидал ее, надеялся, что благодаря ей сможет обеспечить себе бессмертие: «Бессмертие означает быть любимым многими неизвестными людьми». Это определение представляет собой взгляд на бессмертие в эпоху Просвещения: жить, находясь в почете у еще не родившихся людей за работы, которые внесли вклад в их жизнь и ее улучшение.

Но это совершенно «мирское» понимание бессмертия – вот в чем дело. Должно быть, это очень сильно задевало Фрейда. Его обвиняли в «серьезной двойственности, даже множественности»⁵⁶. Еще в раннем возрасте он сказал своей невесте, что уничтожил все полученные им письма, иронично и торжественно добавил, что его будущим биографам будет сложно найти данные о его жизни после того как он уйдет из этого мира. Позже он говорил то же самое о своих письмах Флиссу: если бы он сам получил их, а не кто-то из его учеников, то уничтожил бы письма, вместо того чтобы они попали к «так называемым потомкам». Зилбург, кажется, считал, что эти колебания между желанием бессмертия и презрением к нему отражает неудачную привычку Фрейда формировать в собственных мыслях абсолютно полярные мнения. Но для меня это больше похоже на магическую игру с реальностью. Поскольку вы боитесь, что жизнь в этом измерении может не иметь значения, и вообще никакого реального смысла, вы ослабляете свое беспокойство, особенно пренебрегая тем, чего вы желаете больше всего, но, в то же время, вы скрещиваете пальцы, держа руку за спиной.

С одной стороны, вы делаете психоанализ своей личной религией, определив его в качестве самого легкого пути к бессмертию; с другой стороны, вы уникальны и достаточно изолированы, чтобы поставить под сомнение все достижения человечества на этой планете. В то же время вы не можете отказаться от создания собственного бессмертия, потому что религиозные обещания – это чистая иллюзия, подходящая для детей и для доверчивого обывателя. В этом ужасном положении и находился Фрейд; как он признался преподобному Оскару Пфистеру[81]:

Я могу себе представить, что несколько миллионов лет назад в триасовом периоде все эти огромные – одоны и – терии очень гордились развитием ящеров и с нетерпением ждали, когда небеса узнают, какое великолепное будущее им уготовано. А потом, за исключением одного убогого крокодила, они все вымерли. Вы будете возражать что… человек наделен разумом, который дает ему право думать и верить в свое будущее. Сейчас в разуме, безусловно, есть нечто особенное, потому что так мало известно о нем самом и его отношении с природой. У меня лично к разуму огромное уважение, а у природы? В нем лишь малая доля природы, остальная часть которой, кажется, может прекрасно обходиться без него. Действительно ли природа позволит себе проявить уважение к разуму?

Можно лишь позавидовать тому, кто способен чувствовать себя более уверенным, чем я.