Отрицание смерти

С другой стороны, современное понимание гомосексуализма выходит на еще более глубокий уровень проблемы – на уровень бессмертия и героизма, который мы уже обсуждали в отношении Фрейда и гения в целом. Рэнк блестяще написал об этом. В десятой главе мы поговорим о его работе более подробно, но нам нужно остановиться на ней здесь, в ее конкретном отношении к Фрейду. Мы сказали, что по-настоящему одаренный и свободный дух пытается не использовать семью как инструмент для продолжения рода. Поэтому вполне логично, что, если гений собирается следовать букве проекта causa sui, он столкнется с большим соблазном: отодвинуть на второй план женщину и биологические особенности собственного тела. Он как бы рассуждает: «Я существую не для того, чтобы быть инструментом физического воспроизводства в интересах расы; моя индивидуальность настолько целостна и неотъемлема, что я включаю свое тело в свой проект causa sui». Итак, гений может попытаться воспроизвести себя духовно через связь с одаренными молодыми людьми, создать их по своему собственному образу и передать им дух своего гения. Как если бы он пытался точно продублировать себя, свой дух и тело. В конце концов, все, что отвлекает от свободного полета духовного таланта, должно казаться унизительным. Женщина уже является угрозой физическому состоянию мужчины – это только маленький шаг к тому, чтобы избегать с ней полового акта. Таким образом человек удерживает свой тщательно огороженный центр от рассеивания и подрыва неоднозначными значениями. Большинство мужчин склонны твердо держать себя в руках, воздерживаясь от супружеской неверности; но можно нарциссически утаивать смысл еще больше, воздерживаясь, так сказать, от «гетеросексуальной неверности».

С этой точки зрения, когда Фрейд говорил о «женской стороне своей натуры», он мог с таким же успехом говорить о силе своего эго, а не о слабости, о своей собственной целеустремленной решимости создать свое собственное бессмертие. Общеизвестно, что сексуальные отношения между Фрейдом и его женой прекратились в возрасте сорока одного года, и, насколько нам известно, он был строго моногамен. Такое поведение полностью соответствует его проекту causa sui: нарциссическая самодостаточность, которая отрицает зависимость от женского тела и от видовых различий, а также контроль и сокрытие важности и значения своей индивидуальности. Как указывает Розен, по словам самого Фрейда, он видел своего героя следующим образом:

…человек, чья сексуальная потребность и активность были исключительно снижены, как если бы более высокое стремление подняло его над обычной животной потребностью человечества⁵⁵.

Очевидно, Фрейд вложил всю свою страсть в психоаналитическое движение и собственное бессмертие. Это были его «высшие устремления», которые также могли бы включать в себя духовную гомосексуальность, не представляющую угрозы в качестве «животной потребности».

Концептуальная двойственность causa sui

До сих пор мы говорили об эмоциональной амбивалентности, но в этом есть и концептуальная сторона вопроса. Одно дело испытать и признать эмоциональную реакцию на переживание угасания; и совсем другое – оправдать это угасание. Фрейд мог признать зависимость и беспомощность, но как придать своей смерти хоть какое-то значение? Он либо должен был оправдать ее внутри своего causa sui, то есть психоаналитического движения, либо вне его. Вот двойственность causa sui на концептуальном уровне: как можно доверять любым смыслам, которые не созданы человеком? Это единственные смыслы, которые мы знаем наверняка; но кажется, что природе они безразличны. Более того, она даже злобно им противоречит; и мы боремся, пытаясь привнести в мир наши собственные надежные смыслы. Но человеческие смыслы хрупки и эфемерны – они постоянно дискредитируются историческими событиями и природными явлениями. Один Гитлер может стереть целые века научных и религиозных смыслов; одно землетрясение может миллион раз свести на нет значение человеческой жизни. Человечество отреагировало, пытаясь обеспечить свои смыслы извне. Все усилия человека кажутся абсолютно ненадежными без обращения к чему-то высшему для их оправдания, к некоторой концептуальной поддержке жизненного смысла из некоего трансцендентального измерения. Поскольку эта вера должна вобрать в себя основной ужас человека, она не может быть просто абстрактной, а должна быть укоренена в эмоциях, во внутреннем чувстве, что человек под защитой чего-то более сильного, большего, более важного, чем его собственные силы и жизнь. Это как если бы кто-то сказал: «Мой жизненный пульс падает, я исчезаю в забвении, но «Бог» (или «Оно») остается, даже становится более славным благодаря моей жертве». По крайней мере, это чувство и вера в него наиболее эффективны для отдельно взятой личности.