Отрицание смерти

Я думаю, что есть только три способа, которыми сама психология может стать адекватной системой убеждений. Один из них – быть творческим гением в качестве психолога и использовать психологию как средство бессмертия для себя – как это сделали Фрейд и последующие психоаналитики. Другой – использовать язык и концепции психотерапии в большей части жизни наяву, чтобы она стала живой системой убеждений. Мы часто видим это, когда бывшие пациенты анализируют свои мотивы во всех ситуациях, когда они испытывают тревогу: «это должно быть зависть к пенису, это должно быть инцестуальное влечение, страх кастрации, эдипово соперничество, полиморфная извращённость» и так далее. Я встретил одного молодого человека, который чуть не сошел с ума, пытаясь жить в соответствии с мотивационной лексикой новой фрейдистской религии. Но в некотором смысле такое отношение является вынужденным, потому что религия – это опыт, а не просто набор интеллектуальных концепций, над которыми нужно размышлять; это нужно прожить. Как проницательно заметил психолог Пол Бакан, это одна из причин того, что психотерапия перешла от интеллектуальной модели Фрейда к новой модели опыта. Если психология должна быть современной религией, тогда она должна отражать жизненный опыт; она должен уйти от простого разговора и интеллектуального анализа к реальным крикам из-за «травм рождения» и детства, отыгрыванию снов и враждебности и так далее. Это делает сам сеанс психотерапии ритуальным переживанием: посвящением, священным путешествием в табуированное и сокровенное царство. Пациент впитывает другое измерение жизни, ранее неизвестное ему и о котором он не подозревал, поистине «мистическую религию», отдельную от повседневного светского мира; он ведет себя очень эзотерически и позволяет выразить те аспекты своей личности, которые он никогда не думал выражать и даже не предполагал их существование. Как и в любой религии, адепт «клянётся» ею, потому что он прожил её; терапия является «истинной», потому что это живой опыт, объясненный концепциями, которые кажутся идеально подходящими для него, которые придают форму тому, что на самом деле переживает пациент.

Третий и последний способ – это просто расширение и усложнение. Это значит – взять психологию и углубить её с помощью религиозных и метафизических ассоциаций, чтобы она стала фактически религиозной системой верований с некоторой широтой и глубиной. В то же время психотерапевт сам начинает излучать устойчивую и тихую силу переноса и становится гуру-фигурой религии. Неудивительно, что в наше время мы наблюдаем такое увеличение количества психологических гуру. Это совершенное и логичное развитие фетишизации психологии как системы убеждений. Она расширяет эту систему до необходимого ей измерения – то есть, до бессмертия и связанной с ним силы, улучшающей жизнь. Эта сила проистекает от двух источников: от религиозных концепций и конкретно от личности гуру-терапевта. Неслучайно одна из очень популярных сегодня форм терапии, называемая гештальт-терапией, по большей части игнорирует проблему переноса, как будто от неё можно избавиться, повернувшись к ней спиной. На самом деле происходит следующее: аура непогрешимости гуру остаётся нетронутой и обеспечивает автоматическое убежище для пациентов, страдающих от глубокого стремления к безопасности. Не случайно и то, что терапевты, практикующие эти гуру-терапии, создают свой образ с подобными ореолу бородами и прическами, чтобы выглядеть соответственно той роли, которую они играют.

Здесь я вовсе не имею в виду нечестность, просто люди склонны увлекаться уместностью используемых и необходимых им защит. Если человек воспринимает терапевтическую религию как культурную потребность, то высшим идеализмом будет пытаться удовлетворить эту потребность сердцем и душой. С другой стороны, даже с наилучшими намерениями перенос волей-неволей является процессом внушения. Многие психоаналитики, как мы знаем, очень сознательно пытаются проанализировать перенос; другие пытаются минимизировать его. Несмотря на все усилия, пациент обычно становится в некотором роде рабским поклонником человека и методов его освобождения, какими бы незначительными они ни были. Мы уже знаем, что одной из причин настолько сильного влияния Фрейда было то, что многие ведущие мыслители нашего времени прошли через фрейдистский анализ и, таким образом, ушли с личной эмоциональной заинтересованностью во фрейдистском мировоззрении.