Отрицание смерти

Даже в наших играх с беспокойством мы не осознаем своих побуждений. Мы самовольно жаждем стресса, мы выходим за собственные границы, но при этом мы боимся обжечься. Мы делаем это при помощи фондовой биржи, спортивных тачек, атомных ракет, карьерной лестницы, конкуренции в образовании. Мы делаем это в тюрьме в форме диалога с нашей маленькой семьей, заключая брак против желания родителей или выбирая свой образ жизни, исходя из их недовольства, и так далее.

Отсюда сложное и второсортное качество всей нашей воли. Даже в наших страстях мы дети, играющие в игрушки, которые представляются нами как реальный мир.

Даже когда эти игрушки разбиваются и стоят нам жизни или рассудка, утешающий факт того, что мы были в реальном мире, а не в манеже наших фантазий, обманчив. Мы все еще не встретили свой рок на наших собственных условиях, которые мы диктуем судьбе в борьбе с объективной реальностью. Это фатально и иронично, как ложь, в которой мы так нуждаемся, чтобы жить. Это обрекает нас на жизнь, которая никогда на самом деле нам не принадлежала. Только в процессе разработки современного психоанализа мы смогли понять, о чем давно догадались поэты и религиозные гении: доспех личности настолько важен для нас, что сбросить его — означает рискнуть смертью и безумием.

Нетрудно рассудить: если характер является невротической защитой от отчаяния, и вы избавляетесь от этой защиты, вы признаете свое экзистенциальное поражение, полное осознание подлинного человеческого состояния. То, чего действительно боятся люди, против чего они борются и чем они движимы.

Фрейд прекрасно подытожил, подметив, что психоанализ вылечил невротическое страдание, чтобы показать пациенту общее несчастье жизни. Невроз — еще одно слово для описания сложной техники избегания страдания, но реальность — это и есть страдание. Вот почему с древних времен мудрецы настаивали на том, что для того, чтобы увидеть реальность, нужно умереть и возродиться.

Идеи смерти и возрождения присутствовали во времена шаманов, их можно обнаружить в основах Дзена, философии Стоиков, в книге Шекспира «Король Лир», а также в иудео-христианской и современной экзистенциальной мысли. Но только с помощью научной психологии мы смогли понять, что поставлено на карту смерти и перерождения: личность человека — это невротическая структура, которая восходит прямо к его сердцу его человечности. Как выразился Фредерик Перлс, «стерпеть свою смерть и после этого возродиться — крайне непросто». И это непросто именно потому, что столь многое от личности должно умереть.

Перлс успешно представил невротическую структуру как широкое здание, состоящее из четырех слоев. Первые два слоя — это повседневные слои, тактика, благодаря которой ребенок учится, чтобы уживаться в обществе путем поверхностного использования слов, дабы получить итоговое одобрение, успокоить других и двигаться вместе с ними — это глупые, пустые разговоры, “клише” и социальные маски. Многие люди проживают жизнь, никогда не заглядывая вглубь себя.

Третий слой — довольно твердый, чтобы через него проникнуть. Это «тупик», который покрывает наше чувство пустоты и потерянности, то чувство, которое мы пытаемся изгнать в процессе создания нашей личностной защиты.

Под этим слоем находится четвертый и самый непостижимый — слой «смерти» или «страха смерти»; и этот слой, как мы увидели, является нашей истинной и основной животной тревогой. Ужасом, который мы несем глубоко в нашем сердце. Только когда мы взорвем этот четвертый слой, говорит Перлс, мы попадаем в слой того, что мы можем назвать нашим «аутентичным я»: то, что мы есть на самом деле без обмана, без маскировки, без защиты от страха.

Из этого эскиза сложных уровней защиты, которые составляют наш характер, невротический щит, который защищает нашу пульсирующую жизненную силу от страха истины, мы можем получить представление о сложном и мучительно болезненном, “все или ничего” процессе, которым является психологическое возрождение.

Только лишь пройдя через это, можно стать человеком. И самое сложное – возродиться вновь, а не умереть. Что означает для человека «заново родиться»? Это означает впервые подвергнуться страшному парадоксу человеческого состояния, поскольку человек рождается не как бог, но как человек, или как бог-червь, или как бог, который гадит.

Только на этот раз без невротического щита, который скрывает всю двусмысленность его жизни. И поэтому мы знаем, что каждое подлинное возрождение — настоящий выброс из рая, чему свидетельствуют жизни Толстого, Пеги и других. Для этого нужны люди из гранита, мощные на уровне машины люди, «уверенные в своей воле». Однако стоит заметить, это заставляет даже их дрожать, заставляет плакать так, как Пеги стоял на платформе парижского автобуса с горькими слезами, катящимися по его щекам, читая молитву.