Отрицание смерти

Ранк критиковал взгляды Руссо на человека как порожденного свободным, а затем скованным путем обучения со стороны общества. Ранг понимал, что перед лицом во всем превосходящего мира ребенок не может мобилизовать запас своих жизненных сил и авторитет, необходимый для полноценного развития в жизни с безграничными горизонтами восприятия и опыта.

Мы пришли к уникальному этапу в развитии психоаналитической мысли. Полностью включив работу Адлера и Ранга на равном уровне с Фрейдом, современному психоанализу удалось сохранить упругость и трезвость ума без ошибок, крайних формулировок и догмы строгого фрейдизма. Как я вижу, книга Брауна представляет собой декларацию о том, что поле зрения полностью ограничено между психоанализом основателей и новейшей теоретической и клинической работой, без каких-либо существенных потерь. Даже на уровне синдрома, которым, по правде говоря, вполне оправданно обвинить родителей в том, что они не смогли создать адекватное человеческое существо – такого рода шизофрения - произошла заметная смена акцента, новое осознание трагических аспектов человеческой жизни. Никто не подвел этому итог лучше, чем Гарольд Сирлс, и я хотел бы подробно остановиться на его чувственном и авторитетном личном заявлении, которое, я считаю, исторически очень важно:

В «Честнат Лодж» два раза в неделю часовые разборы клинических случаев обычно имели отношение к пациентам с шизофренией.... Когда автор отправился туда, почти 12 лет назад, терапевты, в том числе автор, представляя эти случаи, часто имели тенденцию рисовать полностью или почти полностью черную картину взаимоотношений пациента в семье в детском возрасте. Чувственная атмосфера разборов заключалась в наибольшем обвинении родителей, нежели чем-либо еще. По прошествии лет, автор обнаружил, что разборы стали выражать все меньше и меньше такого обвинения, и все больше и больше трагедии жизни самих пациентов, которая является такой большой частью общей трагедии жизни для всех нас. Разборы стали часто представлять собой глубоко обременённый горем опыт, как для ведущего, так и для слушателей. Чувствуется, что совещание персонала теперь дает более правдоподобную картину жизни пациента, но эта картина, которая намного более потрясает, чем прежняя картина, которая имеет большую склонность к обвинению.

Трагедия жизни, к которой ссылается Сирлс, - это та, которую мы уже обсуждали ранее: конечность человека, его страх смерти и непостижимости жизни. Шизофреник ощущает это еще больше, чем кто-либо другой, потому что он не смог построить уверенную защиту, которую обычно использует человек, чтобы отрицать. Несчастье шизофреника состоит в том, что он был обременен дополнительными беспокойствами, дополнительной виной, дополнительной беспомощностью и еще более непредсказуемой и неприемлемой средой. Он не уверенно сидит в своем теле, не имеет надежной основы, из которой можно противостоять вызовам и отрицать истинную природу нашего мира. Родители сделали его как организм полностью недееспособным. Он вынужден изобретать экстра-гениальные и экстра-отчаянные способы выживать в мире, которые сдержат его от опыта, который, в свою очередь, способен разорвать его шаблон, так как он и так уже почти что разорван. Мы снова видим подтверждение точки зрения, что личность человека - это защита от отчаяния, попытка избежать безумия из-за истинной природы мира. Сирс рассматривает шизофрению именно как результат неспособности справиться со страхом, как отчаянный способ жить бок о бок с ужасом. Откровенно говоря, я не знаю ничего более убедительного, что еще должно быть сказано об этом синдроме: это провал гуманизации, что означает неспособность уверенно отрицать факт реального положения человека в этом мире. Шизофрения является предельным тестовым примером для теории личности и реальности, которую мы здесь излагаем: неспособность построить надежную личностную защиту позволяет действительной природе реальности проявиться человеку. Это научно неопровержимый факт. Творческие способности людей со стороны шизофрении человеческого континуума - это изобретательность, которая проистекает из неспособности принять стандартизированные культурные способы отрицания истинной природы опыта. И цена такого рода “сверхчеловечной” оригинальности - жизнь на грани безумия, как давно знают люди. Шизофреник в высшей степени оригинален в почти вне-человеческом смысле, потому что он наиболее далек от животного: ему недостает безопасного инстинктивного программирования низших организмов; и ему не хватает безопасного культурного программирования обычных людей. Неудивительно, что он, кажется обычному человеку «сумасшедшим»: он не принадлежит ни одному из миров.†

Вывод