Отрицание смерти

Ранк очень рано признал, что тревога не может быть полностью преодолена терапевтически. Он имел ввиду факт невозможности противостояния ужасу своего положения без тревоги. Однако только Андраш Ангьял ближе всех подобрался к сути психотерапевтического возрождения, когда сказал, что невротик, у которого была терапия, подобен члену клуба Анонимных Алкоголиков: он никогда не сможет принять свое лекарство как должное, и лучший признак подлинности этого лекарства состоит в том, что теперь он живет со смирением.

Уберменши и Унтерменши

Эта дискуссия ставит на обсуждение основное противоречие всего терапевтического предприятия, которое не было достаточно широко распространено; мы еще остановимся на этом в конце этой книги, но это самое подходящее место, чтобы начать разговор об этом. В чем суть: какой смысл в рассуждении о «наслаждении полной человечностью» - на чем настаивают Маслоу и многие другие - если «полная человечность» означает первичное неправильное приспособление к миру? Если избавиться от четырехслойного невротического щита, брони, которая закрывает лживый склад нашего характера по отношению к жизни, как можно говорить о «наслаждении» этой пирровой победой? Личность отказывается от чего-то ограничивающего и иллюзорного, это правда, но только для того, чтобы встретиться лицом к лицу с чем-то еще более ужасным: подлинным отчаянием. Полная человечность означает полный страх и дрожь, по крайней мере, какую-то часть бодрствующего дня. Если таким образом окунуть человека в жизнь, вдаль от его зависимостей, от его автоматической безопасности под крылом чужой силы, какую радость вы можете пообещать ему с учетом бремени его одиночества? Если заставить человека смотреть на солнце, в то время как оно припекает каждодневную резню, которая происходит на земле, нелепые несчастные случаи, крайнюю хрупкость жизни, истинное бессилие тех, кого он считал самыми могущественными - какой комфорт вы можете дать ему с психотерапевтической точки зрения? Луис Бунюэль любит представлять в своих фильмах безумную собаку в качестве контрапункта к безопасной повседневной рутине подавляемой жизни. Смысл его символизма заключается в том, что независимо от того, кем притворяется человек, он на расстоянии всего лишь одного случайного шага от абсолютной ошибочности. Художник осознанно маскирует несоответствие, которое является импульсом безумия. Что сделал бы обычный человек с полным осознанием абсурда? Он сформировал свой характер для точной цели – поставить его между собой и фактами жизни; это его особый tour-de-force (подвиг силы), который позволяет ему игнорировать несоответствия, вскармливать себя на невозможности, процветать на слепоте. Таким образом, он достигает особой человеческой победы: умения быть самодовольным своим ужасом. Сартр назвал человека «бесполезной страстью», потому что он настолько безнадежно испорчен, находится в крайнем заблуждении по поводу своего истинного состояния. Он хочет быть богом, имея лишь способности животного, и поэтому он лишь витает в облаках. Поскольку Ортега так хорошо выразился в эпиграфе, который мы привели к этой главе, человек использует свои идеи для защиты своего существования, чтобы отпугнуть реальность. Это серьезная игра, защита своего существования - как отнять ее у людей и при этом оставить их радостными?

Маслоу очень убедительно говорит о «самоактуализации» и экстазе «пиковых переживаний», когда человек запечатлевает мир со стороны его полного благоговения и великолепия и ощущает свою собственную свободную внутреннюю экспансию и чудо своего бытия. Маслоу называет это состояние «познанием бытия», открытостью восприятия истины мира, истины, сокрытой невротическими искажениями и иллюзиями, которые защищают человека от подавляющего опыта. Эта идея прекрасна и правильна, это побуждение развивать способность «познания бытия», с целью вырваться из одномерности нашей жизни, выйти из пещеры нашей сковывающей зоны комфорта. Но, как и большинство вещей, для человека это очень парадоксальный триумф. Это уже ясно видел Маслоу, когда он говорил об «опасностях познания бытия».14 Маслоу был человеком слишком широкой мысли и трезвости ума, чтобы вообразить, что у познания-бытия нет обратной стороны. Однако он не зашел достаточно далеко, чтобы указать, как опасна эта обратная сторона, что она может подорвать все положение личности в мире. Невозможно переоценить все опустошающее и ужасающее в том, чтобы видеть мир таким, какой он есть на самом деле. Такой подход приводит к тому, что для человека, который не безболезненно создавал свою личность на протяжении многих лет еще ребенком, с целью избегания действительности, рутинная, автоматическая, комфортная, безопасная, уверенная в себе деятельность становится невозможной. Более того, все это делает невозможной бездумную жизнь в мире людей. Это выносит трепещущее животное на милость всего космоса, к проблеме его значения и смысла.