Отрицание смерти

Одна из поразительных особенностей фрейдистской революции в мышлении заключается в том, что мы до сих пор не смогли её переварить, как и не смогли её проигнорировать. Фрейдизм стоит над душой современного человека и выступает против него, словно осуждающий призрак. В этом смысле, как отмечали многие, Фрейд подобен библейскому пророку, религиозному иконоборцу, который говорит правду, но её никто не хочет слышать и, возможно, никто никогда не захочет услышать. И эта истина, как напомнил нам Норман О. Браун, состоит в том, что у Фрейда не было иллюзий относительно базовой тварности человека; он даже цитировал Св. Августина [2]. По вопросу проблемы о базовой человеческой сотворённости Фрейд, очевидно, чувствовал родство с религией, однако в других отношениях он не был, мягко говоря, высокого мнения о ней. Он не был высокого мнения ни о какой из религий и, тем не менее, в фундаментальных вопросах основной природы человека мы могли бы поставить его плечом к плечу с августинцем Кьеркегором.

Это очень важный вопрос; он объясняет, почему крайний пессимизм и цинизм Фрейда

по-прежнему являются самой актуальной вещью в области его мысли: это пессимизм, основанный на реальности, на научной истине. Но, он объясняет намного больше. Упорная настойчивость Фрейда на человеческой тварности объясняет почти всё сама собой, почему он настоял на инстинктивном взгляде на человека, потому, как этот взгляд объясняет то, что же не так с психоаналитической теорией. В это же время, с небольшим отклонением в этой теории, какое дал ей, сперва Ранк, а затем Браун, психоаналитический акцент на сотворённость проявляется как устойчивое озарение о человеческой личности.

Что касается первого, настойчивости Фрейда на тварности как на инстинктивном поведении, не было лучшего раскрытия, чем в автобиографии Юнга. Юнг вспоминает два случая, в 1907 и 1910 годах, когда он обнаружил, что никогда не сможет дружить с Фрейдом, потому что он никогда не сможет следовать предвзятости его сексуальной теории. Позвольте мне вкратце воспользоваться словами самого Юнга, чтобы рассказать об этом критическом столкновении в истории мысли на встрече 1910 года в Вене:

Я до сих пор ясно помню, как Фрейд сказал мне: «Мой дорогой Юнг, пообещайте мне никогда не отказываться от сексуальной теории. Это самая важная вещь из всех. Видите ли, мы должны сделать из этого догму, непоколебимый бастион». Он заявил мне об этом крайне эмоционально, в тоне отца, говорящего: «И пообещай мне одну вещь, мой дорогой сын, что ты будешь ходить в церковь каждое воскресенье». Будучи под изумлением, я спросил его: «Бастион против чего?», на что он ответил: «Против потока чёрной грязи», – и он на мгновение поколебался, затем добавил - «Оккультизма» … То, что Фрейд, казалось, имел в виду под "оккультизмом" это практически всё,

что философия и религия, включая актуальную науку парапсихологии, смогли выяснить о психике.

И о более ранней встрече в 1907 году. Юнг сообщает:

Главным образом, отношение Фрейда к духу показалось мне весьма сомнительным. Везде, где в человеке или в произведении искусства, обнаруживалось выражение духовности

(в интеллектуальном а, не сверхъестественном смысле), он при любых обстоятельствах намекал на подавленную сексуальность. Всё, что не могло быть непосредственно истолковано как сексуальность, он относил к "психосексуальности". Я возразил, что эта гипотеза, доведённая до логического конца, приведёт к уничтожающему суждению о культуре. Культура тогда оказалась бы просто фарсом, болезненным следствием подавленной сексуальности. «Да» - согласился он, - "именно так, и это настоящее проклятие судьбы, против которого мы бессильны бороться» …

Не было никакого сомнения в том, что Фрейд был эмоционально вовлечён в свою сексуальную теорию в чрезвычайной степени. Когда он говорил о ней, его тон становился крайне настойчивым, почти тревожным... И на его лице появилось странное, глубоко взволнованное выражение… [3]

Для Юнга такое отношение было неприемлемым, потому что оно не было научным. Ему казалось, что Фрейд отказался от своей обычно критической и скептической манеры:

Для меня теория сексуальности была такой же оккультной, такой же бездоказательной гипотезой, как и многие другие спекулятивные взгляды. На мой взгляд, научная истина – это та же гипотеза, которую можно брать во внимание в конкретный момент времени, но она не может быть предметом веры на все время [4].