Отрицание смерти

Юнг был смущён и его оттолкнула эта точка зрения Фрейда, но сегодня нам совершенно ясно, что было поставлено на карту. Фрейд, очевидно, твердо верил, что его подлинный талант, его самое личное и заветное представление о себе и его миссия в отношении этого таланта – это, способность рассказывать правду о невыразимом словами человеческом состоянии. Он видел в этих непередаваемых вещах инстинктивную сексуальность и инстинктивную агрессию на службе этой сексуальности. «Разве они не удивятся, когда услышат, что мы им скажем!» - воскликнул он Юнгу, когда они увидели на горизонте Нью-Йорк в 1909 году [5]. "Оккультизмом" считалось всё, что лгало о человеческой тварности, всё, что стремилось сделать из человека возвышенного, духовного созидателя, качественно отличного от животного царства. Этот вид самообманчивого и самораздувающегося "оккультизма" прочно укоренился в человеческом духе. Нечто вроде самодовольного общественного согласия; оно проповедовалось во всех климатических условиях и со всех кафедр, как религиозных, так и светских. Настолько долго, что скрыло истинные побуждения человека. Теперь только одному психоанализу предстояло атаковать эту вековую маску, разбить её контрдогмой, надёжно основанной на непоколебимом бастионе. Ничто слабее не справилось бы с этим. Ничто иное не смогло бы противостоять столь древнему и грозному врагу, как человеческому самообману. Таким образом, мы имеем эмоции ранних обращений Фрейда к Юнгу, а также серьезное и взвешенное научное разоблачение его самых последних работ, что есть в эпиграфе к этой главе. Его жизненная идентичность оставалось единой и нерушимой.

Сегодня нам также ясно, что Фрейд ошибался насчёт этой догмы, как это изначально уже знали Юнг и Адлер. У человека нет врождённых инстинктов сексуальности и агрессии. Теперь мы видим нечто большее, нового Фрейда, сформированного в наше время, тот факт, что он был прав в своей упорной приверженности к выявлению тварности человеческой натуры. Его эмоциональная вовлечённость была правильной. Она отражала подлинную интуицию гения, хотя отдельное интеллектуальное дополнение этой эмоции - сексуальная теория - оказалось неверным. Человеческое тело было "проклятием судьбы", а культура была построена на подавлении –

не потому, что человек был искателем только лишь сексуальности, удовольствия, жизни и продолжения рода, как думал Фрейд, но потому, что человек также, прежде всего, стремится избежать смерти. Осознание смерти – это первичное подавление, а не сексуальность. Как Ранк раскрывал в книге за книгой, и как недавно вновь утверждал Браун, новая точка зрения на психоанализ заключается в том, что его ключевая концепция – это подавление смерти [6].

Это то, как тварность относится к человеку, это подавление, на котором построена культура, подавление, свойственное только самоосознанному животному. Фрейд видел это проклятие и посвятил свою жизнь и все свои силы, чтобы разоблачить его. Но, по иронии судьбы, он упустил точную научную причину этого проклятия.

Это одна из причин того, почему в его жизни до самого конца присутствовал диалог с самим собой, об основных движущих силах человеческих мотивов. Фрейд, ухватившись за работу, пытался раскрыть истину более ясно и чётко, и, тем не менее, всегда казалось, что она становится более туманной, сложной и неуловимой. Мы восхищаемся Фрейдом за его серьёзную преданность делу, его готовность отказаться от своих слов, стилистическую осторожность некоторых из его утверждений, его постоянные, на протяжении всей жизни, пересмотры своих излюбленных представлений.*²⁵ Мы восхищаемся им за его собственный путь познания, ограждение от общественного мнения и его опасения, поскольку все эти вещи, кажется, делают его более честным учёным, правдиво отражающим бесконечное многообразие реальности. Но это восхищение им происходит от ошибочных соображений. Основной причиной его собственного непостоянства на протяжении всей жизни было то, что он никогда полностью не отходил от сексуальной догмы, не мог увидеть, а значит и признать, что именно террор смерти был базовым подавлением.

Первое Великое Избегание Фрейда:

Идея о Смерти

Это было бы слишком сложным для нас, попытаться отследить эту проблему, используя записи Фрейда в качестве доказательства. Ранее мы упоминали, что в своей более поздней работе он отошёл от узких сексуальных формулировок Эдипова комплекса и в большей степени обратился к природе самой жизни, к общим проблемам человеческого существования. Можно сказать, что он перешёл от теории культуры, основанной на страхе перед отцом, к теории страха перед

природой [7]. Но, как и всегда, он перестраховался. Он никогда откровенно не становился экзистенциалистом, но остался привязанным к своей теории инстинктов.