Отрицание смерти

Опыт Фрейда, по-видимому, указывает на два разных подхода к проблеме смерти. Первый - это то, что мы могли бы назвать довольно обыденной поведенческой компульсивностью, магией: игрой с идеей. Например, он, кажется, играл с датой своей смерти всю свою жизнь. Его друг Флисс играл с числами мистическим образом, и Фрейд верил в его идеи. Когда Флисс, согласно своим расчетам, предсказал смерть Фрейда в возрасте 51-ого года Фрейд подумал, что «более вероятно, что он умрёт на четвёртом десятке от разрыва сердца» [20]. Когда 51-ый год прошёл без происшествий, «Фрейд принял другое суеверное убеждение - что ему суждено умереть в феврале 1918 года» [21]. Фрейд часто писал и говорил своим учениками о том, что он стареет, что ему осталось недолго жить. Он особенно боялся умереть раньше своей матери, потому что приходил в ужас от мысли, что ей, возможно, придётся услышать о его кончине, которая повергнет её в скорбь. У него были схожие страхи и о смерти раньше своего отца. Даже в молодости, он имел обыкновение расставаться с друзьями, говоря напоследок: «До свидания, возможно, вы больше никогда меня не увидите».

Какой вывод мы должны сделать из всего этого? Я считаю, что это довольно обычный и поверхностный способ решения проблемы смерти. Все эти примеры, по-видимому, сводятся к "магическим манипуляциям по контролю [страха смерти]" (magical control games). Забота Фрейда о своей матери выглядит как очевидное замещение и рационализация: «Моя смерть не пугает меня, меня пугает мысль о горе, которое она причинила бы ей». Человек напуган той пустотой, зияющей дырой, которая останется после его исчезновения. С этим нелегко справиться, но можно справиться с чужим горем по поводу своего исчезновения. Вместо того, чтобы абсолютный ужас от потери самого себя как исчезающего объекта, человек цепляется за образ другого человека. В использовании Фрейдом этих интеллектуальных приёмов нет ничего сложного.

Но есть и другая сторона реакции Фрейда на проблему смерти, которая очень запутана. Согласно его биографу Джонсу, Фрейд подвергался периодическим приступам тревоги, в которых беспокойство локализовалось как самый настоящий страх смерти, так же он боялся путешествий по железной дороге [22]. В своих приступах страха смерти он видел себя умирающим и сцену отпевания [23]. Теперь это уже совсем другое дело, нежели навязчивые, магические игры с идеей смерти. Здесь Фрейд, похоже, не стал подавлять мысль о собственной кончине и отреагировал на неё с полным эмоциональным беспокойством. Страх перед поездами, конечно, является небольшим замещением, но не таким неконтролируемым, как фобия, соглашается Джонс [24].

Теперь, мы сразу же видим проблемы с таким спекулятивным рассуждением. Невозможно чётко прояснить эти вещи, когда вы имеете дело с ними на таком расстоянии, с печатными словами, а не с живым человеком. Мы точно не знаем, как именно разум взаимодействует с эмоциями, насколько глубоко проникают слова, когда имеешь дело с реальностью или с подавлением. Иногда, просто допустить идею в сознание – значит пережить эту идею вживую. В других случаях признание даже глубокой тревоги может не означать фактического переживания этой тревоги, по крайней мере, не в полную меру, так как человека на самом деле может беспокоить что-то другое. Психоаналитики говорят о тревоге без аффективности. Может ли человек признать ужас смерти и всё же не испытать его на более глубоком уровне? Являются ли образы умирания и прощания столь же глубокими, как реальное ощущение того, что у человека нет абсолютно никакой силы противостоять смерти? В какой степени возможна частичная рационализация даже самой глубокой тревоги? Или эти отношения меняются в зависимости от периода в жизни человека, от стресса, который он испытывает?

В случае с Фрейдом ясность по этим темам невозможна. Сам Джонс весьма озадачен различными реакциями Фрейда на проблему смерти - с одной стороны, приступами тревоги, с другой - героической резиньяцией²⁷. И в своей попытке понять их он говорит:

Фрейд всегда с решительной смелостью встречал любую реальную опасность для своей жизни. Это доказывает, что невротический страх смерти должен был иметь какое-то другое значение, кроме буквального [25].

Необязательно: человек может противостать реальной опасности известной болезни, как это было у Фрейда, потому что она дает человеку цель, противника, нечто, против чего он может проявить мужество; болезнь и умирание всё ещё живые процессы, в которых участвует человек. Но угаснуть в ничто, оставить в мире пустоту, кануть в небытие - это совсем другое дело.