Отрывки из обрывков

К нам раньше прибегал кто-то (поскольку звонить было не по чему) и говорил, что в Истре дают гречку. Мы бросали самогон, всовывали в рот укроп против запаха и летели на «Победе», чтобы успеть урвать гречку.

Сейчас между Новорижским и Волоколамским шоссе на пяти километрах, кажется, три десятка продуктовых магазинов. Ходят люди с катафалками и нагружают их. Около «Пятерочки» рядом с дачей, в подвале, – «Белорусские продукты», где мы отовариваемся, потому что сыр, колбаса, выпечка и творог в 17 раз лучше.

Парадокс, что при этом в Белоруссии – застенок. Преимущество советской власти над рыночной экономикой.

Летом 2021 года вся семья собралась на даче отметить мой день рождения. Наталия Николаевна сказала тост: «Вы сидите, выпиваете, вам уютно и приятно. Ничего этого не было бы, если не одно событие, которое произошло ровно 70 лет назад, – если бы мы с Шурой не познакомились». Все стали хлопать и кричать «Горько!».

Ужас в том, что я не могу влюбиться со второго взгляда. А влюбленность с первого взгляда всегда чревата. Очень редко влюбленность с первого взгляда перерастает в золотую свадьбу.

Если кто-то женат три месяца и семь дней, то влияние жены на него одно, а если 70 лет, несколько иное.

Допустим: знаю людей, которые при первой жене были прекрасными художниками, при второй ничего не делали, при третьей были дико плодовиты, но это было не талантливо. Могу привести примеры, но не буду.

Ночь – часть супружеской жизни. Ночью нет интервьюеров и дискуссий. Почему большим людям подкладывают в койку осведомительниц и разведчиц? Нигде, кроме как в койке, человек не бывает неожиданно откровенен. Там разглашаются государственные тайны. Чем профессиональнее и сексуальнее подложенный человек в постели, тем больше атомных бомб можно выведать.

А в случае жены это еще переходит в завтрак, обед и возвращение домой после сложнейших перипетий с начальством, подчиненными и действительностью. Когда добираешься до дома, ты вынужден все это выблевать. Кому? Жене, даже если у тебя нет с ней полного альянса и душевного и мыслительного соития. Домработница может выболтать, а дети не понять. Выболтать может и жена, но тут надо выбирать жен.

Бывают люди, раздавленные знаниями. Я стесняюсь своей затухающей эрудиции. Что-то кануло навсегда в склеротическую бездну, а что-то иногда спонтанно, как головешка в камине, вдруг вспыхнет последней огненной судорогой и потухнет навеки.

Моя супруга – очень образованный человек. Она десятилетиями решает кроссворды без помощи Гугла, разгадывая их почти стопроцентно. Иногда она в панике обращается ко мне, зная, что я ничего не знаю, – для выхода эмоций, и спрашивает что-то вроде: «Толщина льдов в Гренландии в период усиления Гольфстрима, четыре буквы по горизонтали». Тут важно, что по горизонтали, а не по вертикали – легче признаться, что не знаю.

Супруга в тоске засыпает, а утром облегченно записывает ответ. Можно не проверять. То ли эта льдина приснилась ей, то ли какой-то запоздалый микроб образованности шепнул ей ответ ночью.

Еще Наталия Николаевна помнит все дни рождения и как кого зовут. Помнит, где мы свернули с шоссе и нашли полянку опят, а я даже не помню, что мы куда-то ехали.

Я вспоминаю только иногда проколы. Не в смысле спустило колесо, или напился, или недошутил, а когда по-настоящему, судьбоносно прокололся. Если не вырулишь, так и останется в биографии или во взаимоотношениях. А мелочи забываются. И получается, что у Наталии Николаевны – огромная разнообразная биография, а у меня только несколько проколов, которые помнишь, а хотелось бы забыть.

Раньше на даче рядом с домом был огромный глубокий погреб. В апреле туда заваливали снег, и он держался там до сентября. В погребе хранили молоко, кефир и прочие продукты.

Еще стоял сарай, в котором у нас была корова. Вернее, не у нас, а у них. Я с коровой познакомился как с членом семьи моей невесты, Наталии Николаевны. Позже коровник был написан хорошим художником Анатолием Белкиным. Он не заинтересовался ни историей семьи архитекторов Семеновых и Белоусовых, ни моим появлением в этой семье. Его взволновал только сарай.

Он его нарисовал, и этот сарай обошел полмира. Комментарии по поводу картины разные: «так живет советская интеллигенция», или: «вот вам образец советской архитектуры», или: «как надо жить, чтобы заниматься только духовностью». Сарай один, комментариев миллион, а мы вроде ни при чем.

Забываю спросить Юру Норштейна, который все знает и понимает в живописи, о «Черном квадрате» Малевича. Юра мой друг, а кого-нибудь другого я спросить не могу, потому что другой упадет в обморок от моего ничтожества. Я не понимаю, что это такое – «Черный квадрат» Малевича.

Когда-то я был вхож в семью Георгия Костаки. Он – гениальный коллекционер – собрал Лувр, Эрмитаж и Прадо и разместил в своей трехкомнатной хрущевке. Я там бывал, не потому что фанат живописи, а просто дочка моей одноклассницы была замужем за сыном Костаки. «Черного квадрата» у него не было, но Зверев был представлен потрясающе. Его я понимаю.