Оцепеневшие

Она уклоняется, делает вид, что не расслышала или не понимает. В последнее время Соня слишком уж серьезная.

– Шведская семья? – Я смеюсь. – Так и будем втроем жить?

– А. Ты об этом? – Она слегка улыбнулась. – Я думала, ты спрашиваешь, что даст нам обучение.

– Ну и это тоже.

Она пожимает плечами и продолжает расстилать листы с точками на траве. Эти листы висят на ветках, на кустах, разбросаны по всему двору, несколько лежат в доме.

– Может, поженимся с тобой да усыновим Кирю? Как-то не по-православному, живем во грехе.

Вот теперь она смеется. Любит, когда я задеваю религиозные темы. Она смеется. А я закуриваю и продолжаю:

– Усыновим Кирилла, будем жить-поживать. Квартира есть, работа у меня имеется, не самая престижная, но есть…

– Тише. – Соня концентрируется.

Ее веки быстро движутся, как в эпилептическом припадке. Тело содрогается. Она запрокидывает голову, и все точки на разбросанных листах расползаются по углам. Соня стоит в таком положении несколько секунд, затем выпрямляется, открывает глаза. Она тяжело дышит.

– Ну как? – Она стоит ровно, хотя кажется, вот-вот упадет.

– Вроде бы все. – Я осматриваю точки. – Эта не до конца, но сползла.

– Пойду проверю в доме.

Она определенно делает успехи. От трех точек буквально за неделю продвинулась до управления дюжиной, да еще разложенных в разных местах, на довольно большом расстоянии.

У Сони определенно талант, я так не умею. Уверен, в доме точки передвинулись.

Она выходит на крыльцо. Лицо ее светится. Соня торжествующе поднимает над головой листок:

– Сработало!

Я подмигиваю, мол, молодец, так держать. Выглядит вымотанной, но такой удовлетворенной и счастливой.

– Кто-то идет. – Она без сил садится на ступеньку.

Смотрю по сторонам, прыщавого нигде не видно. Соня не перестает удивлять, в таком состоянии она чувствует пространство куда лучше, чем я, бодренький и свежий.

Напрягаюсь, но ничего не ощущаю.

– Где?

Соня не отвечает, смотрит в сторону леса. Я поворачиваюсь посмотреть, кого она там увидела, и медленно поднимаю руки вверх.

– Молодец. Все без слов понимаешь. Так и держи, чтоб я видел твои руки. И без глупостей.

– В доме есть еще кто-то? – спрашивает второй.

К дому вышли двое. В камуфляже. У одного морда такая знакомая. Где я мог его видеть?

– Никого. Я здесь один.

Они смотрят по сторонам.

Соня из последних сил пытается управлять пространством. Они смотрят по сторонам и не замечают сидящую прямо перед ними девушку.

Один все еще наставляет на меня ружье. Другой ехидно интересуется, кто это тут такой в лесу поселился. Я пытаюсь отшутиться. Может, просто отстанут и пойдут своим путем.

– Еще раз спрашиваю! Есть еще кто-то?

– Я же говорю, никого. Вышел грибов собрать, набрел на избу, хотел попить воды…

Смотрю на Соню, на ней лица нет. Вот-вот чары рассеются, нужно что-то предпринять.

Срочно.

– Я один.

– Да? А это тогда кто? – Он показывает на девушку.

– Ой, а кто это тут у нас? – оживляется второй. Замечает Соню, скалится.

Все. Соня без сил.

Пришли бы они на пять минут раньше. До того, как закончились занятия… Они б не только меня с Соней, они б и дом не заметили. Прошли бы мимо.

Смотрю на топор.

Торчит из пенька рядом с расколотыми дровами. Топор – единственный шанс на спасение.

Итак, мой предполагаемый сценарий.

Стукнуть ногой в пах первому. Он отвлечется. Отвести в сторону дуло ружья, пригнуться. Подбежать к пеньку. Кувырок. Схватить топор.

Успеть…

Метнуть колун во второго.

Он либо уклонится и даст мне время для маневра, либо умрет – по желанию, меня устроит любой вариант.

Затем подбежать, забрать ружье, расстрелять подранков.

И мы спасены!

– На! – Мои мысли прерывает удар прикладом по лицу.

Звон. Гул. Темнота.

Сильный удар пришелся аккурат промеж бровей. И я рухнул, потерял сознание.

Открываю глаза.

Где-то рядом кричит Соня.

Перед лицом трава, руки и ноги связаны за спиной. Не могу пошевелиться. Со лба стекает ручеек крови, огибает переносицу и скапливается у подбородка, оттуда густыми каплями падает на землю и хлюпает под моей щекой.

Вижу, как Соня бежит вдоль колодца в сторону леса. На ней нет одежды, лишь трусики. Ее руки в ссадинах.

Она кричит:

– На помощь!

Пытается удрать, но я знаю, что не сможет. После занятий ей сутки нужны, чтобы восстановить силы.

За ней бежит один из подонков. Без штанов, в тяжелых ботинках и расстегнутой рубашке.

Гонится за девушкой.

– Стой, тварь! Убью, падла!

Я вспомнил.

Знаю, где видел их лица. Этого пьяницу егеря с племянником сам отвозил в лес. Красномордая тварь! Охотники – белые воротнички.

Раздается выстрел.

Егерь радостно кричит:

– Попал! Ха-ха! А ты говоришь, Remington. Помповик. «Иж» – наше все!

Соня падает в траву, недалеко от колодца. Метрах в десяти от меня. Не могу разглядеть, но чувствую, что она еще дышит.

– На хрен?! – кричит недовольный племянник.

– Попал.

– Ну зачем? Я же не закончил с ней. Я почти догнал…

Воротничок пристраивается к лежащей девушке, бормочет себе под нос, но я прекрасно слышу его возбужденное «ничего-ничего, ты еще тепленькая, моя красавица».