Читаем Отслойка полностью

– Спасибо, Акнур. Как там моя дочка? Где она?

– Я спрошу у детской медсестры. Тебе нужно попить воды, чтобы помочиться, – она кивнула на полный стакан на прикроватной тумбе и помогла надеть сорочку. – Подгузник у тебя есть?

– Нет, я же экстренно приехала, взяла только для дочки, но в моей сумке были трусы и прокладки.

– Не пойдет, ладно, я найду. А пока давай руку.

Акнур ловко поставила мне капельницу с внушительным сосудом и отрегулировала ее так, что жидкость быстро потекла по прозрачной трубке.

– Это что?

– Чтобы матка быстрее восстановилась, – ответила она и вышла из палаты.

Я поджала губы. Отчего-то моя матка решила не сокращаться, но после такой бочки окситоцина даже есть шансы выписаться с плоским животом.

Прикрыв глаза, я мысленно поблагодарила анестезиолога – отличный он мне замешал коктейль. На боль даже и намека нет.

Рядом со стаканом на тумбе лежал мой телефон. Я потянулась к нему и охнула. На глаза навернулись слезы. Судя по всему, анестетик отходит быстрее: шов запульсировал, и каждый удар эхом разносился по всему телу. Я вздохнула и потихоньку дотянулась до телефона. В палату вернулась Акнур, она несла огромный сложенный подгузник.

– Саида, лежи, не вставай пока. Воды попила?

– Еще нет. Как там дочка?

– Пока ничего не сказали. Попей воды. И надо уже вытащить катетер. Сейчас надену тебе подгузник.

Я съежилась и стала ждать. В прошлый раз катетер мне вытащили так, что оцарапали всю слизистую. А если прибавить к этому вылезший на потугах геморрой – от одних воспоминаний о тех днях я вжалась в койку. Через секунду Акнур смотала шнур катетера и, прихватив полный контейнер мутной жидкости, выкинула всё в ведро с пометкой.

– Уже все? – Я удивленно вскинула брови.

– Да, поспи немного.

Я выдохнула, прикрыла глаза и сразу же уснула.

Мне показалось, что прошла всего минута до тех пор, когда раздался голос:

– Сколько после операции?

– Два часа.

– Саида?

Я открыла глаза, передо мной стоял молодой медбрат, халат на нем сидел как чапан.

– Как себя чувствуете?

– Хорошо, пока ничего не беспокоит.

– Сейчас я проведу пальпацию матки, посмотрим, как сокращается. – Он убрал одеяло и задрал сорочку, затем стянул подгузник и осмотрел шов. Я хотела подсмотреть, но живот, надутый как мяч, все загородил.

Медбрат нахмурился и со всей силы надавил на живот. Мой истошный вопль огласил все отделение. Тело покрылось испариной. Я всхлипнула и вытерла слезы.

– Матка сокращается медленно, поставьте еще окситоцин, – сказал медбрат и вышел.

Акнур убрала разметавшиеся волосы с моего лица и улыбнулась.

– Ничего, сейчас пройдет, давай я поставлю укольчик.

– Какой? – Я обиженно поправила одеяло.

– Обезболивающее.

Я кивнула. Акнур подошла к металлическому шкафчику у стола, достала бутылек с прозрачной жидкостью и набрала шприц. Затем помогла мне повернуться на бок и поставила укол. Пустой сосуд с окситоцином она заменила на новый и вышла. Через четверть часа я опять заснула.

Меня разбудили стоны. В палату привезли женщину и переложили на кушетку в другом конце. Тут же прикатили новорожденного в пластиковой люльке на скрипучих колесах. Женщина тяжело дышала и морщилась от боли.

– Отдохните, сейчас подготовим палату, – сказала ей незнакомая медсестра и, поставив капельницу, ушла.

– У вас тоже было кесарево? – вдруг спросила женщина.

– Да, у меня была отслойка, и вот лежу теперь.

– А у меня были зеленые воды. Экстренно прооперировали, говорят, какая-то экламсия…

– Да… не повезло. – Преэклампсия, – поправила я ее про себя.

– А ребенок ваш где? – сказала женщина, оглядев мой угол.

– В реанимации, она недоношенная.

– Какой срок?

– Тридцать четыре недели.

– А у меня тридцать девять, такая беременность тяжелая, ужас настоящий.

– Первая? – спросила я и тут же пожалела. Лицо женщины перекосило. – Меня зовут Саида, а вас?

– Аня. Да, первые роды, вот так думаешь, все успеешь, а потом рожаешь своего первого мальчика в сорок.

– Вы молодец, это же замечательно, мне кажется, осознанная беременность – это намного лучше, чем когда дети рожают детей.

Аня поежилась и, поправив одеяло, ответила:

– Ох, не знаю, я тут уже столько наслушалась в свой адрес. Все зовут меня старородящей, и, кажется, только санитарка пока не спросила, о чем я раньше думала.

Я поджала губы и попила: оказывается, все это время меня мучила жажда. Долгий вздох, еще глоток воды. Нужно попытаться встать. Аккуратно, крепко держась за край кушетки, я поднялась. Шов запульсировал. Я сделала пару шагов, голова закружилась. Главное, не рухнуть на пол, иначе так и проторчу в реанимации.

В палату вошла Акнур.

– Саида, жаным![9] Cтой! Ты что?! – Она подлетела ко мне и помогла сесть.

– Да вроде бы все нормально, – я улыбнулась. – Про дочку что-то сказали?

– Пока нет. Давай я тебе косу заплету?

Я удивленно посмотрела на нее и кивнула. Она достала из стола видавшую виды расческу и аккуратно распутала мои волосы, затем заплела их в тугую косу.

– Давай, если можешь, ақрындап[10] ходи. Нужно тебя помыть, видишь ту дверь? – Она указала на белую дверь в трех койках от меня. – Там туалет, нужно уже помочиться и подмыться.

– Хорошо.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Норвежский лес
Норвежский лес

…по вечерам я продавал пластинки. А в промежутках рассеянно наблюдал за публикой, проходившей перед витриной. Семьи, парочки, пьяные, якудзы, оживленные девицы в мини-юбках, парни с битницкими бородками, хостессы из баров и другие непонятные люди. Стоило поставить рок, как у магазина собрались хиппи и бездельники – некоторые пританцовывали, кто-то нюхал растворитель, кто-то просто сидел на асфальте. Я вообще перестал понимать, что к чему. «Что же это такое? – думал я. – Что все они хотят сказать?»…Роман классика современной японской литературы Харуки Мураками «Норвежский лес», принесший автору поистине всемирную известность.

Ларс Миттинг , Харуки Мураками

Зарубежная образовательная литература, зарубежная прикладная, научно-популярная литература / Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза