Читаем Оттенки жизни. Книга первая полностью

Поскольку под дневным мы светом,

Внезапно узнанны, сгорим.


И что единственно нам нужно,

Так это боль чужих сердец,

Тогда мы налетаем дружно

И, истерзавши их вконец,

Довольно корчим из себя мы

Рассудку преданных особ,

По сути, из помойной ямы,

Где мы живём, создавши гроб.


* * *


И вот он ты, и вот ты здесь,

Но не осталось ничего,

И мир куда-то сгинул весь,

Вокруг не видно никого.


И вроде бы приятно искупаться

В безверье, не ища вообще,

И вроде бы нам нужно оставаться

На месте, чем идти вотще.


Что есть любовь для человека

К другому? – Лишь единый миг,

Он преходящ во век из века,

И смертен прежде, чем возник.


И как подумается это,

Спокойно смотрится на мир,

И безучастен к зову света

Возникший пустоты кумир.


Но это ложь, беспечность даже,

И переход не за горой,

Ведь, избавляясь от поклажи,

Ты нагрузил себя другой.


Любовь желая сбросить с духа,

Обременился пустотой,

А в ней лепечут мысли глухо,

Жизнь не смиряется с судьбой.


И хочется тебе опять

Лишь полюбить и пострадать,

И счастья для себя искать,

Смиряться, рваться и желать.


Взамен


Красивая песня любви

В душе отдалённо играет,

Она добродушно смягчает

Былые страданья мои,

Страдания о несвободе

В твоих грациозных руках,

Мечтания о небосводе,

В твоих обретённом глазах.


В безмолвии песня сия

Одно для меня утешенье,

Ведь ей не найти исполненье

В словах, что внутри у тебя.

Возможно, и вовсе их нету,

Взгляд бросив до самого дна,

Во мне, недоступная свету,

Отыщется лишь пустота.


Но да, я люблю. И чего же?

Нет чувств во мне больше других,

Одно вспоминанье о них

Всечасно и тягостно гложет,

Поскольку хочу я их, стражду,

Однако звучат только мысли

О том запредельнейшем смысле,

В которых приходится жажду

Мне страсти умерить внутри,

Внимая отныне лишь той

Красивейшей песни любви

В словах, что полны пустотой.


* * *


Странная тень застилает глаза,

Щёки омыла скупая слеза

Простой и мирской безотчётной любви,

Вовеки таинственной, как не зови.

В этом имеется нечто святое,

В этой любви есть всегда неземное.

А, может быть, думаю так потому,

Что сам я смотрю в непроглядную тьму?


Там внутри

Есть только ты,

Там внутри

Мои мечты,

Их столь много,

Что места нет ни для чего другого.


Странный образ затмевает взгляд,

Слёзы в нём застенчиво блестят,

Без чувства боли или радости,

Без истязающей нас сладости,

Места для них не нашлось внутри

От душу переполнившей любви.


* * *


Вдруг боль промелькнула в глазах,

А после смешок на устах,

Мне вспомнилось, я ведь тебя

Лишился теперь навсегда.


Но то ли любовь не ушла,

Душа пристрастилась с ней жить,

Но без твоего мне тепла

Уж хочется боле не быть.


Влюблённость должна быть убита,

И в будущем обновлена,

Но, видимо, здесь же сокрыта

Одна западня для меня.


Убью я любовь и померкнет

Мой мир, осенён пустотой,

Пусть будет, как было и есть, ведь

Хочу я остаться собой.


* * *


Опять прибежища ищу

Я в слоге неумелом,

Опять безмолвно я ропщу

В сужденье скороспелом

О том, что истинна любовь,

Реальней нашей жизни,

О том, что мне не хватит слов,

Чтоб стать своим в её отчизне.


Опять украдкой я смотрю,

Как счастью повсеместно

Одна она явит зарю,

Стоя во тьме безвестно,

И скромно жду, придёт черёд,

И в жизни скоротечной

Любовь подарит мне оплот

И в красоте, и в правде вечной.


* * *


Я хочу сей сон беспечный,

Сладкий хмель твоей любви,

Мимолётный, скоротечный,

Исступлённый бег мечты.


Я люблю любовь к тебе,

Что парит беспечным сном,

Ведь она горит в душе

Эфемерным тем огнём.


Я несу огонь открытый,

Что сияет на глазах,

Где лежит, мечтой изрытый,

Не угасший жизни прах.


* * *


Когда прекрасное в душе живёт,

Любви лишь ради нужно быть,

Когда внутри нещадно жжёт,

Когда не можешь ты забыть

Тот свет, который подаёт

Тебе надежды только нить,

Тогда смиряешься для той,

Что подарила этот свет

Душе нещадной красотой,

Которой и в помине нет.


Но хочется свою судьбу сплести

С её судьбою лишь затем,

Чтоб кротко ей преподнести

Тебе не нужное ничем

Своё же сердце и спасти

Его от увяданья тем.

И слабо жизни улыбаясь

Погаснувшим к полудню светом

И с красотою той прощаясь,

Как все, живут что отрекаясь,

Ты уж становишься поэтом.


* * *


Роятся образы в мозгах,

Сказать желают мне чего-то,

Но всё никак они в словах

Не обретут себе оплота.


Не знаю я, чего хочу,

А если знаю, не пойму,

Зачем я этот стих строчу,

И сам никак всё не уйму

Теперь фантазию свою.


То хорошо, что я влюблён, наверно,

Но вот в кого – не знаю. Это скверно.


* * *


Опять волнение в душе

Сквозь вялый ропот пустоты

Вдруг вырвется из суеты

И захлебнётся в тишине.


Что было это? Что произошло,

Когда глаза вдруг засияли,

Мечтанья радостно воспряли,

А сердце в них спокойствие нашло?


Боюсь я угадать себя,

Боюсь себе отчёт в том дать,

Не стану больше вопрошать,

Лишь покорюсь теченью дня.


Однако в глубине готов ответ,

Искать себя он не заставил,

Волненье – знак, что мне оставил

Любви вдруг ярко воссиявший свет.


Вступление


Любовь собою лишь ценна,

И где бы, чем бы ни был я,

Чиста останется она,

Куда бы не вела тропа моя.


Сердце пылает, а ум познаёт,

Только любовь без затеи живёт.


И годы пройдут, незаметно плотнеет

Поэма времён, и она вновь созреет,

Меня вновь найдёт

И вновь расцветёт.


Глаза четыре и две головы,

Три незатейливых капнут слезы

(Кто-то из нас всё же больше проплачет),

Сольются в заботливой тени, иначе

Перейти на страницу:

Похожие книги

Земля предков
Земля предков

Высадившись на территории Центральной Америки, карфагеняне сталкиваются с цивилизацией ольмеков. Из экспедиционного флота финикийцев до берега добралось лишь три корабля, два из которых вскоре потерпели крушение. Выстроив из обломков крепость и оставив одну квинкерему под охраной на берегу, карфагенские разведчики, которых ведет Федор Чайка, продвигаются в глубь материка. Вскоре посланцы Ганнибала обнаруживают огромный город, жители которого поклоняются ягуару. Этот город богат золотом и грандиозными храмами, а его армия многочисленна.На подступах происходит несколько яростных сражений с воинами ягуара, в результате которых почти все карфагеняне из передового отряда гибнут. Федор Чайка, Леха Ларин и еще несколько финикийских бойцов захвачены в плен и должны быть принесены в жертву местным богам на одной из пирамид древнего города. Однако им чудом удается бежать. Уходя от преследования, беглецы встречают армию другого племени и вновь попадают в плен. Финикийцев уводят с побережья залива в глубь горной территории, но они не теряют надежду вновь бежать и разыскать свой последний корабль, чтобы вернуться домой.

Александр Владимирович Мазин , Александр Дмитриевич Прозоров , Александр Прозоров , Алексей Живой , Алексей Миронов , Виктор Геннадьевич Смирнов

Фантастика / Исторические приключения / Альтернативная история / Попаданцы / Стихи и поэзия / Поэзия
Поэты 1820–1830-х годов. Том 1
Поэты 1820–1830-х годов. Том 1

1820–1830-е годы — «золотой век» русской поэзии, выдвинувший плеяду могучих талантов. Отблеск величия этой богатейшей поэтической культуры заметен и на творчестве многих поэтов второго и третьего ряда — современников Пушкина и Лермонтова. Их произведения ныне забыты или малоизвестны. Настоящее двухтомное издание охватывает наиболее интересные произведения свыше сорока поэтов, в том числе таких примечательных, как А. И. Подолинский, В. И. Туманский, С. П. Шевырев, В. Г. Тепляков, Н. В. Кукольник, А. А. Шишков, Д. П. Ознобишин и другие. Сборник отличается тематическим и жанровым разнообразием (поэмы, драмы, сатиры, элегии, эмиграммы, послания и т. д.), обогащает картину литературной жизни пушкинской эпохи.

Александр Абрамович Крылов , Александр В. Крюков , Алексей Данилович Илличевский , Николай Михайлович Коншин , Петр Александрович Плетнев

Поэзия / Стихи и поэзия