Отцовский договор

– Да, примерно так. Но знаешь, что они сделали перед операцией? Они сделали суперфотографию дедушкиного глаза специальной суперкамерой, которая так увеличила его глаз, что они смогли посмотреть на него очень-очень близко, потому что хотели найти такую штуку, которая называется желтое пятно, это то, чем мы видим. А знаешь, как это желтое пятно выглядело?

– Нет, – отвечает старшая.

– Как космос. Как вулкан на зеленой планете. Как звезда в солнечной системе, только она была глубоко-глубоко в дедушкином глазу. Потом они покапали дедушке в глаз капельки и почистили его лазером, и теперь дедушка видит почти так же хорошо, как мы с тобой.

Старшая улыбается. Она зарывается лицом в папину руку между плечом и предплечьем.

– По правде?

– Что?

– У него космос в глазах?

– Ага.

Старшая смеется. Папа смеется. Мама смеется. Младший поднимает свою розовую тарелочку с мандаринами. Он протягивает ее старшей. Он хочет, чтобы она поела. Старшая берет два кусочка и кладет в рот.

– Спасибо, – говорит она младшему, – спасибо, что угостил меня. Давай поиграем, как будто ты мишень?

– Мууу, – мычит младший в ответ.

– Пора ложиться спать, – говорит папа.

* * *

Младший, которому годик, который внук, который младший брат и самый маленький в семье, откашливается и произносит: Мууу. Мууу? Вы, наверно, шутите.

У меня, по-вашему, четыре желудка? По-вашему, я могу хвостом мух отгонять? Жвачку весь день пережевывать? И что я вкуснее молока ничего в мире не пробовал? Ладно. Признаю. Я люблю молоко. Молоко вкусное, молоко полезное, молоко можно пить горячим, холодным, теплым. Но давайте начистоту. Кто на этой планете (не считая маму) не любит молоко?

Это не делает из меня мычащего идиота. Я маленький. Я ношу подгузник. Зубов у меня не то чтоб много. И ходить сам я еще толком не могу. Меня приводят в восторг собственные пальцы и я громко хохочу на пеленальном столике, когда обнаруживаю, что у меня есть писюн. НО! Но для человека, которому всего один год, я вообще-то невероятно самостоятелен. Вот что я успел сделать за последнюю неделю, пока вы на меня не смотрели: поел земли из цветочного горшка в спальне, вырвал три страницы из книжки, которую папа держит на ночном столике, сжевал резиновый ободок с одного наушника, потом сжевал ободок со второго, выкинул желтого пластмассового крокодильчика старшей сестры в помойное ведро на кухне, положил пульт от телевизора в сортированный мусор.

Но вы ничего не замечаете, потому что с головой погружены в свои дела: отвечаете на эсэмэски, спорите друг с другом о том, кто в последний раз разгружал посудомойку, или любуетесь на мою старшую сестру, когда она пинает резиновый мяч по всей квартире.

Если б вы только посмотрели на меня так, как смотрели на мою сестру, когда она была маленькой, то наверняка заметили бы, что у моих «му» есть сотня оттенков. Одно «му» значит «я совсем не устал». Другое «му» значит «нет, к сожалению, я не видел пластмассового крокодильчика». Третье «му» значит «это не я». Четвертое «му» значит «БЕРЕГИСЬ! МЕДВЕДЬ ИДЕТ!», а пятое «а нет, сорян, обознался». Шестое «му» значит «хорошо, кажется, от меня ждут, что я должен поцеловать этого незнакомого человека, которого все называют дедушкой, хотя ему двести лет и у него гнилые зубы и колючая борода, окей, я это сделаю, я его поцелую в щечку и слюней ему на рубашку напущу, но я хочу, чтобы вы запомнили, что я постарался, принял удар на себя, и пусть это мне зачтется, когда мы сегодня вечером будем выбирать сказку на ночь».