Отцовский договор

– Да не особенно, – ответил он.

Мы просидели там довольно долго в ожидании чего-то. Когда я совсем притомился, папа взял газету и дал мне ее порвать. Потом мы встретили замечательную медсестру. Я сразу понял, что у нее есть чувство юмора, потому что она, как меня заметила, сразу спрятала лицо в ладони, а потом выглянула с громким криком «Ку-ку!». Ничто не выдает наличие чувства юмора у человека так, как вот это «ку-ку». Мы пошли за ней в комнату, где по стенам висели деревянные лесенки и белый телевизор, по которому показывали черных жучков. Она взяла в руку пистолет и стрельнула дедушке в глаз воздухом. Потом вытащила большой белый телефон и сфотографировала что-то в глубине дедушкиных глаз. Потом усадила его перед телевизором, дала пару серых очков с заглушкой на одном глазу и спросила, видит ли он верхний ряд.

– Я едва сам экран различаю.

– Хорошо, – с казала медсестра и вставила круглый запасной глаз ему в очки.

– Лучше, хуже или так же? – спросила она.

– Никакой разницы, – ответил дедушка.

Она попробовала с другими запасными глазами.

– Лучше, хуже или так же?

– Чуточку лучше, – сказал дедушка.

С пятой попытки он смог разглядеть жучков на доске и выпалил их имена. Их звали А, Е, Х и Ц.

– Вы в обычной жизни носите какие-то очки? – спросила медсестра.

– У меня есть очки для чтения, – ответил дедушка. – Но я их дома забыл.

– Вы знаете, сколько в них диоптрий? – спросила медсестра.

– Я их на бензоколонке купил, – ответил дедушка.

– Он иногда сразу две пары надевает для верности, – сказал папа.

– Хорошо, – сказала медсестра и посмотрела на дедушку. – Хорошо, – повторила она. – Но у оптометриста вы никогда не были?

После обследования мы пошли по зеленой линии в столовую. Дедушка угостил папу обедом. Я съел баночку вегетарианской лазаньи. Папа попросил разогреть ее в микроволновке, и я сам ее всю в себя запихал, прихватив немного огурцов, кукурузы и хлеба с папиной тарелки.

– Спасибо за обед, – сказал папа дедушке.

Дедушка ничего не ответил.

– Знаешь, что я завтра буду делать? – с просил папа. – Попробую себя в стендапе.

– В стендапе? – переспросил дедушка.

– Стендап-комиком, – сказал папа. – Перед настоящей публикой.

– Клоуном будешь? – спросил дедушка.

– Не клоуном, а комиком, – ответил папа. – Всегда хотел попробовать, но никогда не решался.

– У тебя красный нос-то будет? – с просил дедушка.

– Отстань, – ответил папа.

– Не забудь белил побольше, – сказал дедушка. – И башмаки такие большие. А то смеяться никто не будет.

– Ты не смешно шутишь, – сказал папа.

– Ты тоже, – ответил дедушка.

– Я думал, ты будешь мной гордиться, – сказал папа.

– Гордиться? – переспросил дедушка. – Чем же?

– Тем, что я иду своим путем, – ответил папа.

Они посидели молча.

– Мама говорит, ты в юности мечтал писать книги, – сказал папа.

– Она преувеличивает, – ответил дедушка. – Да и вообще, писать легко. АБВГД. Писать все умеют. Инсулин забыл вколоть.

Дедушка достал синюю ручку с длинным стержнем и воткнул себе в живот. Они вернулись к еде.

– Хочешь, чтобы я пришел? – спросил дедушка.

– Завтра? А ты хочешь? – спросил папа.

– Я приду, если ты хочешь, чтоб я пришел, – ответил дедушка.

– Я хочу, чтобы ты пришел, только если ты сам действительно хочешь прийти, – сказал папа.

И, сидя в детском стульчике, я почувствовал себя самым зрелым человеком за этим столом. В конце концов они сошлись на том, что дедушка придет. Если только с глазами все будет в порядке после операции.

Когда мы закончили есть, папа вдруг скрылся под столом, прихватив охапку бумажных салфеток.

Ну наконец-то в «ку-ку» поиграем, решил я.

Но он все не показывался.

– Да брось ты, – сказал дедушка. – Ты тут не работаешь.

– Нельзя же оставлять все в таком виде, – ответил папа.

Наконец он выбрался, но без всякого «ку-ку». Я ни разу не всплакнул с тех пор, как проснулся в кафе. Но никто мне за это не поаплодировал. И из коляски тоже никто не поднял и не воскликнул: «Какой потрясающий малыш!» Нет, они заметили только, как я, между прочим, совершенно ненамеренно, уронил на пол немного еды и несколько хлебных крошек. Я потер глаза, чтобы показать, что устал. Папа положил меня в коляску, мы пошли вдоль синей линии в комнату ожидания при операционной.

– Если хочешь, попробуй на мне свои шутки, – сказал дедушка.

– Спасибо, не буду, – ответил папа. – У нас с тобой слишком разное чувство юмора.

– Это точно, – с огласился дедушка. – У меня юмор смешной.

– Весь твой юмор сводится к шуткам про раздавленные помидоры и жадных евреев, – ответил папа.

– В юморе не должно быть запретных тем, – сказал дедушка.