Отцовский договор

Но никто ничего не понимает, потому что никто не слушает, никто не видит, только у меня, самого младшего из вас всех, имеются глаза, и они исправно работают. Сегодня утром я наблюдал нечто примечательное. Я проснулся и лежал в кроватке. Понемногу сознание возвращалось ко мне. Я вспомнил утро и как мы оставляли в садике сестру, стресс, который испытывали, пока неслись туда, вспомнил, как папа, запыхавшись, извинялся перед воспитательницей за опоздание. Теперь же коляска стояла в кафетерии на нижнем этаже дома престарелых, прямо напротив фонтана на площади. Я видел папину спину. Во всем заведении был только он один. Перед ним стояла чашка бирюзового цвета, а сам он сидел, склонившись над своим телефоном. При этом он поминутно взглядывал через окно на площадь. Там, на скамейке, я заметил его папу. В общем, того человека, которого мы встретили в пятницу и которого все звали дедушкой. Он просто сидел на скамейке в лучах осеннего солнца. На коленях у него лежала газета, но он ее не читал. Дедушка не видел папу, а папа не видел меня. Потом послышались крики и детский смех. По пешеходной дорожке шел детский сад. Работники в ярко-красных куртках, дети – в неоново-желтых жилетах поверх одежды. Все держались за длинную веревку. Я разглядел сестру в лиловом комбинезоне и серой пушистой шапке с вязаными ушами. Она шла рядом с кем-то из своих друзей, они смеялись, подпрыгивали на ходу и прошли мимо бородатого деда, даже не заметив его. Папа посмотрел на своего папу. Дедушка посмотрел на свою внучку. Никто ничего не сказал. Сестра ушла. Папа остался сидеть. Я подался вперед, чтобы напомнить ему, что, несмотря на все, что случилось между ними с отцом, наши с ним отношения неповторимы и нам предстоит испытание из тех, что преподносит человеку жизнь, – не дать семейным предпосылкам предначертать нашу судьбу. Но он услышал только «муууу».

– Проснулся, малыш? – спросил папа с улыбкой.

Я не кивнул, но и не помотал головой, а это мало чем отличается от кивка.

Мы вышли на площадь. Дедушка заметил нас.

– Вы откуда шли? – спросил он.

– Мы в кафе сидели, – ответил папа.

– Вы что, меня не видели? – спросил дедушка.

– Нет, – ответил папа.

– Да, конечно, мы тебя видели, – сказал я.

– Здесь нет коровки, – сказал папа.

Мы покинули площадь. Папа приложил кошелек к металлическому ящику и две стеклянные дверцы разошлись в стороны, пропуская коляску. Мы въехали в маленькую металлическую комнатку, где пахло помойным ведром для подгузников.

– Задержи дыхание, – сказал папа и нажал на кнопку.

Дедушка помахал нам снаружи. Двери закрылись, и комнатка стала медленно и торжественно опускаться под землю. Когда мы снова вышли на нормальный воздух, к нам подкатила синяя змея, у нее были двери как у автобуса и лампочки как на кухне. Мы зашли в змею, которая оказалась поездом. Папа с дедушкой ни слова друг другу не сказали. Хотя нет, когда мы вышли из одного поезда и ждали другого, папа сказал:

– Просто чтоб ты был в курсе, до Фридхемсплана можно доехать и быстрее. Мы могли сесть на автобус на Хорнстулле. Или пересесть на синюю линию на Сентралене.

– Мы никуда не торопимся, – ответил дедушка и сел на скамейку ждать поезда.

Мы сошли с поезда, поехали вверх, сначала на эскалаторе, потом в маленькой комнатке, и вышли на улицу, где светило солнце, а люди целеустремленно куда-то шли, как будто не замечали, что улица забита длинными сдвоенными автобусами, грузовиками, бензовозами, эвакуаторами и (честное слово) двумя полицейскими мотоциклами.

– Ух-ты! – закричал я, чтобы папа с дедушкой не пропустили все самое интересное, но никто из них мне не ответил. Они просто устремились вперед, глядя куда угодно, только не друг на друга.

Мы подошли к большому белому зданию. Вошли внутрь через стеклянные двери.

– Моему папе назначена операция, – с казал папа женщине с кожей бледной, как молочная кашка. Женщина кивнула и вручила папе две пластиковые папки, одна была про обследование, другая про операцию.

– Идите вдоль желтой линии на полу, чтобы попасть на обследование, – объяснила она. – Потом вдоль синей на операцию.

– А сколько времени это займет? – спросил папа.

– Сама операция длится не больше часа, – ответила женщина. – Хотя ждать придется дольше.

– Мне вообще-то ребенка нужно из садика забрать, – с казал папа, хотя никто не интересовался его планами на вторую половину дня.

Дедушка стоял рядом, но все равно папки взял папа, а потом покатил коляску в сторону туалетов, чтобы в итоге развернуться и обнаружить, что маленькая комната, в которой мы можем поехать на нужный нам этаж, находится в противоположном конце здания.

В коридоре рядом с комнатой ожидания висело пять больших рисунков, все они изображали одно и то же, но чуть по-разному. Улыбающуюся девочку в розовом платьице с волнистыми контурами. Ту же девочку с размытыми контурами. Ту же девочку с лицом, покрытым похожими на червоточины черными точками. Ту же девочку в какой-то темно-серой луже. Папа склонился над коляской, пристегивая ее. Он показал на картинки.

– А ты как, видишь разницу? – спросил он.

Дедушка обернулся, чтобы посмотреть.