Ответный удар (Послешок)(Повторные толчки)

“Во всяком случае, как знакомый”, - сказал Друкер, хотя и удивлялся, зачем ему понадобилось ломать голову. Его знакомство с евреем было достаточно близким, чтобы позволить Ящерицам прижать его из-за этого. Если это и не делало их дружбой, то было достаточно близко. Он спросил: “А как вы познакомились с Анелевичем?”

“Мой дом в Польше”, - ответила Ящерица. Он — нет, она, вспоминал Друкер, — продолжал: “Мы встретились совершенно случайно, но обнаружили, что нравимся друг другу. Именно так начинается любая дружба между двумя людьми. Разве это не правда?”

“Я полагаю, что да”, - сказал Друкер. “Теперь вопрос в том, что мы можем сделать, чтобы помочь ему помешать террористам взорвать эту бомбу?”

“Правда”, - сказала Нессереф, и Хоззанет повторил ее.

Мужчина из службы безопасности продолжил: “Я знаю, что ваше правительство теперь понимает, что мы не несли ответственности за то, что позволили террористам проникнуть в Рейх с этой бомбой. Мы им этого не давали. На самом деле, как вы помните, он немецкого производства.”

Но Друкер покачал головой. Вальтер Дорнбергер дал ему конкретные инструкции на этот счет. “Евреи — ваши марионетки. Ты позволил им хранить бомбу все эти годы. Если они используют это против нас, мы привлекем вас к ответственности за этот акт войны против рейха”.

“Ты снова будешь драться с нами?” — потребовал Хоззанет. “Вы действительно хотели бы, учитывая то, что произошло в прошлый раз?”

“Я могу сказать вам только то, что говорит мне мой фюрер”, - ответил Друкер. “Мы даже сейчас являемся независимой не-империей, и вы не можете относиться к нам так, как будто мы ничего не значим”.

“Если ты снова будешь сражаться с нами, ты не будешь иметь никакого значения”, - сказал Хоззанет. “Неужели ты этого не видишь? Что бы вы ни попытались сделать с нами, мы сделаем с вами в десятикратном размере".

Еще во время Второй мировой войны, до того, как пришли Ящеры, немцы всегда говорили, что накажут своих врагов в десять раз сильнее, чем им причинили боль. Услышав эту фразу, адресованную Рейху, Друкер поморщился, тем более что он знал, что Ящеры могут так легко выполнить свою угрозу. Тем не менее, он заговорил так, как ему было приказано: “Но мы также снова причиним тебе боль. Ты знаешь, что мы можем. Как скоро вы станете слабее американцев и русских?”

Он много знал о ящерицах. Он не смотрел на лицо Хоззанета. Он наблюдал за кончиком маленького обрубка хвоста Ящерицы. И действительно, он задрожал. Это означало, что Хоззанет был расстроен. Однако мужчина приложил все усилия, чтобы не показать этого, сказав: “Во-первых, Рейх не имеет права так поступить с нами. Во-вторых, независимо от любых других проблем, никто из вас, дойче, не был бы здесь, чтобы узнать ответ на этот вопрос”.

Дорнбергер предсказывал, что он скажет что-то подобное. Бывший инженер и комендант Пенемюнде формировался как эффективный фюрер — настолько эффективный, насколько он мог быть в искалеченном рейхе. Как и в хорошо спланированном шахматном дебюте, Друкера ждал следующий ход: “Неужели вы думаете, что мы не готовы пожертвовать собой сейчас, чтобы тосевиты в конце концов восторжествовали?”

Обрубок хвоста Хоззанета снова задрожал. Но Ящерица сказала: “Если быть совершенно откровенной, то да. Это именно то, что я думаю. Вы, Большие Уроды, очень редко способны думать или планировать на долгосрочную перспективу. Почему этот случай должен быть каким-то другим?”

В его словах был смысл. Друкер изо всех сил старался не признавать этого, говоря: “Именно потому, что нам так мало что терять”.

“Жизнь любого человека — это многое, что можно потерять”, - вставил Нессереф. “Никто не может потерять ничего более важного”.

Это было разумно. Друкер почему-то не удивился. Любой, кто летал в космос, должен был обладать здравым смыслом. В противном случае вы окажетесь мертвым до того, как получите шанс получить много опыта.

Хоззанет сказал: “Позвольте мне посмотреть, понимаю ли я что-нибудь. Рейх заинтересован в нападении на этот дом в Канте, чтобы попытаться вывести еврейских тосевитов из строя до того, как они смогут взорвать бомбу”. “Это правда”, - согласился Друкер.

“Но если вы попытаетесь атаковать и потерпите неудачу, так что бомба взорвется, вы обвините Расу”, - настаивала Ящерица.

“Это тоже правда”, - сказал Друкер.

“Как обе эти вещи могут быть правдой одновременно?” — потребовал Хоззанет. “Как ты можешь винить нас, если твоя атака провалится?”

“Потому что нам не следует даже рассматривать возможность нападения", — ответил Друкер. “Потому что этим тосевитам вообще не было никакого дела до бомбы, не говоря уже о контрабанде ее в Рейх. В том, что он у них был, и в том, что они могли его провезти контрабандой, виновата и Раса”.

“Чья вина в том, что эти тосевиты так сильно ненавидят Рейх?” Сказал Хоззанет. “Чья вина в том, что на Польшу напали, что создало хаос, позволивший им переместить бомбу? И в том, и в другом виноват рейх".

Вероятно, в этом он был прав. Нет: в этом он, безусловно, был прав. Но Друкер сказал: “Я изложил взгляды фюрера по этому вопросу”.