— Я не могу вспомнить, что с ним делать, — шепчет она, и ее глаза наполняются слезами, заставляя мое сердце треснуть и разбиться вдребезги.
— Все в порядке, — мягко говорю я. — Сегодня понедельник. Никто не знает, что нужно делать в понедельник.
Она качает головой и смотрит на меня. — Такая милая девочка.
У меня самой горят глаза. Я никогда не была свидетелем болезни Альцгеймера и никогда не видела, чтобы кто-нибудь страдал от нее, и, боже мой, это ужасно.
— Нам нужно поесть, — говорит она, глядя на золотые, сверкающие часы на своем запястье. — Ты останешься на ужин, Элоиза? Я готовлю потрясающие спагетти с моим собственным домашним соусом.
— Все в порядке, мам. — Айзек встает, забыв о своей партии в шахматы. — Сегодня приготовлю я, тебе нужно отдохнуть.
— Конечно. — Миссис Прайс улыбается и кладет свою руку на мою. — Он тоже не такой уж плохой повар.
— Я в порядке, — неловко говорю я, радуясь, что нахожусь здесь, но чувствуя себя немного неуютно. Три преподавателя, одна комната, один студент… Это что-то из ночных кошмаров. В следующий раз я буду голой, а здесь будет весь факультет. Я проснусь в своей постели и никогда больше не посмотрю в глаза своим учителям.
Айзек ловит мой взгляд и подмигивает мне. — Уверен, что смогу найти что-нибудь стоящее для приготовления. Вот, займи мое место. — Он указывает на шахматную доску, когда встает со своего места.
— О, это должно быть интересно. — Миссис Прайс улыбается, выглядя слишком взволнованной игрой в шахматы.
— Ты знаешь, как играть? Нужно рассказать тебе о правилах?
— Прошло много времени с тех пор, как я играла в шахматы, но, кажется, я помню. — Я двигаю свою первую фигуру, левого коня.
— Тогда ладно, — усмехается он и делает свой ход.
— Я ставлю на девочку, — комментирует миссис Прайс, вытаскивая двадцатифунтовую банкноту из своей сумочки.
— Я тоже, — раздается голос от дверного проема. Я поворачиваюсь и вижу Айзека, который стоит, прислонившись к дверному косяку, не сводя с меня глаз. Он подмигивает и складывает руки на груди.
— Вам следует начать сначала, обновить доску.
— Согласен. — Его отец принимается за работу, расставляя фигуры по местам, но я не отрываю взгляда от Айзека.
— Чем-то вкусно пахнет. — Я вдыхаю, чувствую запах мяты и еще чего-то, что я не могу точно определить, витающего в теплом воздухе.
Айзек глубоко вдыхает, и я наблюдаю, как его зрачки, все еще прикованные к моим, полностью расширяются, почти окрашивая его уникальные радужки в черный цвет.
— Согласен.
Чувствую, что в его словах что-то скрыто, какая-то тайная мысль, не предназначенная для моих ушей. Возможно, я преувеличиваю, но в то же время очень надеюсь, что это не так.
На протяжении всей игры Айзек приходит и уходит, каждый раз останавливаясь и давая мне небольшие указания, прежде чем вернуться на кухню.
Миссис Прайс оживленно болтает на протяжении всего события, становясь все более и более взволнованной, когда я начинаю заманивать короля противника в ловушку несколькими своими фигурами. Мистер Прайс становится все более и более молчаливым по мере того, как мы продвигаемся вперед, пыхтя и опуская свои фигуры по мере приближения к поражению.
— Шах, — говорю я и слышу смех Айзека из кухни.
— Вот черт, — огрызается мистер Прайс, хотя все это от чистого сердца. — Я не могу сделать ход…
— Мат, — добавляю я с самодовольной улыбкой. Мне повезло, но, тем не менее, я победила его.
Пожилой мужчина быстро бросает своей жене двадцатку и кладет еще одну поверх той, что Айзек оставил на столе.
— Мне следует оставить тебя после уроков на сорок дней, — ворчит он, надувшись, как ребенок, что заставляет миссис Прайс смеяться еще сильнее, чем Айзека, который снова стоит в дверях.
— И как раз вовремя для еды, — комментирует Айзек, проходя в комнату и убирая деньги в карман. Он дергает меня за волосы и кивает, чтобы я следовала за ним на кухню. — Давай, чемпионка по шахматам. Ты можешь помочь мне донести тарелки.
Айзек
Я надеваю пальто, улыбаясь при звуке маминого смеха, когда Элоиза и мой отец развлекают ее рассказами о том, как девятиклассники пытали персонал столовой. Элоиза быстро обнимает мою маму и пожимает руку моему отцу, прежде чем последовать за мной к двери с сияющей улыбкой на лице.
Мы выходим на улицу и сразу же вздрагиваем от пронизывающего холода в воздухе. Я наблюдаю, как она тут же засовывает руки в карманы и начинает дрожать. Не удивлен, что она мерзнет; ее куртка тоньше моих носков.
Снимаю шарф со своей шеи и оборачиваю его вокруг ее, улыбаясь тому, как порозовел ее нос.
— Я в порядке, — врет она, стуча зубами, пока я расправляю свой темно-синий шарф и закрепляю его дополнительной петлей.