Отвоёванная весна

- Пашкович! Прокурор! - кричу я и выбегаю навстречу.

Мы крепко обнимаемся.

- Здравствуй, комиссар, - говорит, наконец, Пашкович. - Здравствуй, - повторяет он, и в голосе его радость встречи и безмерная усталость.

- А Чапов? - с опаской спрашиваю я и оглядываюсь на двух военных.

Лейтенант Чапов прибыл в ваше распоряжение, товарищ комиссар! - весело докладывает лейтенант, выходя из кустов.

- Знакомься, - смущенно улыбается Пашкович, показывая глазами на военных. - Мои спутники и товарищи по неудаче.

- Лейтенант Филипп Стрелец, - вытягивается передо мной молодой стройный офицер с худым продолговатым лицом.

- Лекпом Приходько, - представляется его товарищ, низенький, полноватый, с оспенными ямками на щеках.

- Разрешите доложить, товарищ комиссар, - отзывает меня в сторону Ларионов. - Ваше приказание выполнено. Товарищ Кутырко передает, что нашла человека, который может привести к приемнику. Товарищ Кавера просил сказать: вечером двадцать седьмого у «вороньей деревни» назначена встреча с товарищем Сенем.

- Какой на редкость удачливый день!..

Наши выгружают из телеги ящики с консервами, патроны, два ручных пулемета, а мы с Ревой и Пашковичем входим в хату.

- Ну рассказывай, прокурор.

- Рассказывать нечего, - устало говорит Пашкович. - Вышло так, как вы мне говорили: пробиться к фронту не смог. Во всяком случае с оружием и в форме.

- Подожди, - беспокоюсь я, заметив, как поморщился Пашкович, ступив на правую ногу. - Что с тобой? Ранен?

- Вот напророчил мне Павел смертей с три короба, - улыбается прокурор. - Смерть миновала, а царапнуть царапнули.

- Так чего ж ты молчишь? Посмотреть надо. Перевязать.

- Ерунда. Все уже сделано.

Мы садимся вокруг Пашковича и слушаем историю его блужданий...

Пашкович прав: рассказывать нечего. Все было так, как мы предполагали. Десятки тяжелых километров. Ночевки в копнах. Ракеты. Встречи с патрулями. Перестрелки. И опять патрули, ракеты, мучительные переходы... Возвращение назад и встреча со Стрельцом и Приходько...

Стрелец перед войной кончил Киевское пехотное училище. Когда бои шли у Брянских лесов, был ранен. Его приютила старушка в селе. С лейтенантом остался военфельдшер Приходько и выходил его. Решили пробираться к фронту. Претерпели то же, что выпало нам, вернулись к той самой старушке, от которой начали свой путь, и встретили Пашковича с Чаповым...

- Как же вы нашли нас?

- Очень просто. Пришли на Брусну - ведь сюда последний раз мы заходили вместе... Откровенно говоря, надежды было мало, но когда хозяйка сказала, что поджидает вас с минуты на минуту, у меня, кажется, сердце перестало биться от радости.

- Говорил я тебе, дурню, - с ласковой укоризной замечает Рева. - Говорил...

- Нет, я не жалею, что пошел, - твердо перебивает Пашкович. - Не жалею. Я сделал то, что должен был сделать. Собственными глазами увидел, на собственной шкуре испытал - прорваться к армии очень сложно. Подчас невозможно. Надо знать места перехода. А идти так, на ощупь, - глупо: чуть оступишься, и конец... Теперь всем сердцем, всей душой я с вами... Кстати, комиссар, - желая, очевидно, переменить тему разговора, говорит Пашкович, - ты обещал Еве Павлюк быть у нее двадцать четвертого?

- Нет. А что?

- Она говорила, будто ей Ларионов заявил: комиссар непременно придет слушать радио двадцать четвертого утром, так чтобы был приемник.

- Да це ж Ларионов, бисов сын! - недовольно замечает Рева. - Ты ему приказал, комиссар, поторопить Татьяну с приемником, а он уже от себя брякнул о твоем приходе. Перестарался хлопец. Черт знает что получилось. Ты только послушай, комиссар, прокурора.

Пашкович рассказал, что к Еве снова приходил человек со шрамом на щеке и наговорил ей всякой всячины: дескать, он на большой подпольной работе, связан рацией с Москвой, завтра же запросит о судьбе ее мужа - и Ева растаяла. Тут же он огорошил ее тем, что ему известно о нашей ночевке в ее доме, и просил Еву устроить ему встречу с нами: «Я командира свяжу с Москвой - нечего ему болтаться беспризорным в лесу». Ева, зная от Ларионова, что мы будем у нее 24-го утром, согласилась, и встреча назначена на вечер в Брусне у Богачева.

- Это кто такой?

- Мне удалось навести о нем справки у местной учительницы, - продолжает Пашкович. - Живет он на отшибе в поселке и сам на отшибе держится от всех. Лет ему за шестьдесят. Поселился здесь года четыре назад. Жена умерла. Одна дочь живет с ним, ведет хозяйство, вторая училась в Киеве, кончила институт, поступила инженером на завод в Шостке. Не так давно ее арестовали, судили, обвинили как будто в шпионаже и, говорят, расстреляли. Самого же Богачева не тронули. Незадолго до войны он стал завхозом школы в Буде и продолжал работать до прихода немцев...

- Подожди, может быть...