Отвоёванная весна

Про степного сизого орла,

Про того, которого любила...

Заметив нас, Никита бросает лом, бежит к окну, что-то шепчет Ваське. Хлопает дверь, и на поляне появляется сам Волчков. Вид его, по меньшей мере, странен - то ли хулиган, то ли парижский апаш: красное кашне небрежно обмотано вокруг шеи, сапоги гармошкой, на них спускаются аккуратно выглаженные брюки, затылок почти начисто выбрит, надо лбом залихватский кок.

- Ну и архаровец! - вырывается у Богатыря.

Развинченной походкой, словно у него ноги перебиты, Волчков медленно идет к нам. На лице ни малейшего смущения, будто ровно ничего не случилось, будто он здесь ни при чем.

- А ты знаешь, комиссар, - внимательно приглядываясь к Ваське, говорит Пашкович. - Из этого паренька может выйти неплохой разведчик. Своеобразный, с изюминкой. Это искусство трансформации...

- Здравствуйте, товарищ комиссар, - обращается ко мне Волчков. - Так сказать, связываем Малую землю с Большой. С вашего разрешения, если позволите.

Васька говорит это непринужденно, нагло. Он так хорошо играет роль развязного франта, что трудно удержаться от смеха, и, пожалуй, громче всех смеется Захар Богатырь.

- Что? Малахольный? - спрашивает Васька, теребя кашне и критически оглядывая сапоги гармошкой. На этот раз в его голосе смущение за непристойный маскарад и в то же время удовлетворение, что этот маскарад удался. - Да, есть маленько. Только таких малахольных фрицы всерьез принимают. За своих считают. Проверено. Вот я и тренируюсь к заданию.

Потом Васька Волчков докладывает собранные им местные новости. Рассказывает, как фашисты оголили тыловые гарнизоны, как воют от страха коменданты, требуя солдат, а им приказывают организовывать полицию и старостаты. Коменданты носятся по селам, грозят расстрелом и пожаром, если не будет старосты в селе, но толку мало.

- Суземский комендант переехал жить в комендатуру, новый забор вокруг нее отгрохал и ставни из толстых досок повесил на окна, - смеется Волчков. - Завел ночной горшок, сидит на нем, слушает квартиру фюрера и ждет, когда ему скажут о победе. А фюрер одно твердит: «С нами бог».

- О боге вспомнил? - торжествует Рева. - А куда девался тот геббельсовский брехунец, что кричал: «Красная Армия разбита! Последний советский полк уничтожен! Последний самолет сбит!» Где он? Не бачу.

Смех несется по поляне.

И тут подходит Леня Скворцов. Он взволнован, подавлен. Я догадываюсь, что Леня принял малоутешительную сводку Совинформбюро.

- Разрешите доложить, - говорит Скворцов, потупив глаза. Леня чувствует себя так, точно это он виноват, что радио принесло тяжелые вести. - Фашисты на Москву наступают. Бои прямо небывалые...

Охрипшим голосом Леня рассказывает, что Гитлер бросает все новые и новые дивизии на Москву, наша армия отстаивает каждую пядь земли, потери врага, даже по его собственным признаниям, громадны.

- Вся Москва поднялась, - продолжает Ленька. – Дети дежурят на крышах - тушат зажигалки. Рабочие на Урале встали на бессменную вахту. Такое делается...

Голос Леньки обрывается от волнения.

Пашкович начинает доказывать, что массовый террор в Брянском лесу был подготовкой наступления на Москву: фашисты хотели обезопасить тыл, высвободить местные гарнизоны для боев под Москвой, но я не слушаю его. Я беру тетрадь Леньки Скворцова и читаю записанную им сводку.

Как всегда, ока скупа и лаконична... Можайск, Малоярославец, Наро-Фоминск... Враг рвется к Москве... Героические вахты на заводах, подчас под бомбежкой, в непрерывных воздушных тревогах... Четкая работа железнодорожников... Эвакуированные на восток заводы изо дня в день увеличивают выпуск продукции. Снова названия сел и городов на дальних подступах к Москве с юга, запада, севера... И уже кажется - в руках у меня не тетрадь Леньки Скворцова: под рукой бьется напряженный пульс родной земли.

Смолк смех на поляне. Затихли разговоры. Все смотрят на меня и эту измятую Ленькину тетрадь. Знаю, они думают то же, что и я: события стремительно нарастают, старые планы уже не годятся, надо принимать новые решения, принимать немедля.

Протягиваю Леньке его тетрадь:

- Прочти товарищам.

Вместе с Бородавко вхожу в дом. За нами идут Богатырь, Пашкович, Рева. Садимся вокруг стола. Я расстилаю карту - подробную карту Брянского леса, преподнесенную мне Стрельцом. Над столом поднимаются густые клубы табачного дыма, и начинается взволнованная беседа.

- Надо выходить на коммуникации, - предлагает Пашкович. - Хотя бы на сутки задержать колонну врага.

- Народ поднимать! - решительно заявляет Рева.

- Надо делать прежде всего то, что по силам, - осторожно замечает Бородавко.

Захар Богатырь внимательно слушает. Время от времени он задает вопросы:

- Как практически задержать колонну? Что нам по силам? Чем мы располагаем?

Потом, подумав, неторопливо говорит:

- Слов нет, мы не смеем сидеть сложа руки, когда идут бои под Москвой. Но и бросаться из стороны в сторону глупо. Нам нужен план. Четкий план. Непременная связь с райкомами.

Снова предложения, вопросы, горячие споры.