Овод

It is only when—"	Это только когда я...
"No, your caring to live with her when you feel that aversion.	- Нет, я не понимаю, как вы можете жить вместе с ней, если она вызывает у вас такие чувства.
It seems to me an insult to her as a woman and as—"	По-моему, это оскорбительно для нее как для женщины, и...
"A woman!" He burst out laughing harshly. "Is THAT what you call a woman? 'Madame, ce n'est que pour rire!'"	- Как для женщины? - Он резко рассмеялся. - И вы называете /ее/ женщиной?
"That is not fair!" she said. "You have no right to speak of her in that way to anyone-- especially to another woman!"	- Это нечестно! - воскликнула Джемма. - Кто дал вам право говорить о ней в таком тоне с другими... и особенно с женщинами!
He turned away, and lay with wide-open eyes, looking out of the window at the sinking sun.	Овод отвернулся к окну и широко открытыми глазами посмотрел на заходящее солнце.
She lowered the blind and closed the shutters, that he might not see it set; then sat down at the table by the other window and took up her knitting again.	Джемма опустила шторы и жалюзи, чтобы ему не было видно заката, потом села к столику у другого окна и снова взялась за вязанье.
"Would you like the lamp?" she asked after a moment.	- Не зажечь ли лампу? - спросила она немного погодя.
He shook his head.	Овод покачал головой.
When it grew too dark to see, Gemma rolled up her knitting and laid it in the basket.	Когда стемнело, Джемма свернула работу и положила ее в корзинку.
For some time she sat with folded hands, silently watching the Gadfly's motionless figure.	Опустив руки на колени, она молча смотрела на неподвижную фигуру Овода.
The dim evening light, falling on his face, seemed to soften away its hard, mocking, self-assertive look, and to deepen the tragic lines about the mouth.	Тусклый вечерний свет смягчал насмешливое, самоуверенное выражение его лица и подчеркивал трагические складки у рта.
By some fanciful association of ideas her memory went vividly back to the stone cross which her father had set up in memory of Arthur, and to its inscription:	Джемма вспомнила вдруг каменный крест, поставленный ее отцом в память Артура, и надпись на нем:
"All thy waves and billows have gone over me."	Все воды твои и волны твои прошли надо мной.
An hour passed in unbroken silence.	Целый час прошел в молчании.
At last she rose and went softly out of the room.	Наконец Джемма встала и тихо вышла из комнаты.
Coming back with a lamp, she paused for a moment, thinking that the Gadfly was asleep.	Возвращаясь назад с зажженной лампой, она остановилась в дверях, думая, что Овод заснул.
As the light fell on his face he turned round.	Но как только свет упал на него, он повернул к ней голову.
"I have made you a cup of coffee," she said, setting clown the lamp.	- Я сварила вам кофе, - сказала Джемма, опуская лампу на стол.
"Put it down a minute. Will you come here, please."	- Поставьте его куда-нибудь и, пожалуйста, подойдите ко мне.
He took both her hands in his.	Он взял ее руки в свои.
"I have been thinking," he said.	- Знаете, о чем я думал?