Овод

"You are fooling me," she said. "You are going into some danger or other."	- Ты меня не проведешь, - сказала она. - Я знаю, эта поездка опасная.
"I'm going s-s-straight into the inf-fernal regions," he answered languidly. "D-do you happen to have any friends there you want to send that ivy to?	- Да, я отправлюсь п-прямо в ад кромешный, -лениво протянул Овод. - У тебя, вероятно, есть там друзья, которым ты хочешь послать в подарок веточки плюща?
You n-needn't pull it all down, though."	Только не обрывай его весь.
She had fiercely torn off a handful of the climber from the pillar, and now flung it down with vehement anger.	Зита рванула с колонны целую плеть и в сердцах бросила ее на пол.
"You are going into danger," she repeated; "and you won't even say so honestly!	- Поездка опасная, - повторила она, - а ты даже не считаешь нужным четно сказать мне все как есть.
Do you think I am fit for nothing but to be fooled and joked with?	По-твоему, со мной можно только шутить и дурачиться!
You will get yourself hanged one of these days, and never so much as say good-bye.	Тебе, может быть, грозит виселица, а ты молчишь!
It's always politics and politics--I'm sick of politics!"	Политика, вечная политика! Как мне это надоело!
"S-so am I," said the Gadfly, yawning lazily; "and therefore we'll talk about something else-- unless you will sing."	- И мне т-тоже, - проговорил Овод сквозь зевоту. -Поэтому давай побеседуем о чем-нибудь другом. Или, может быть, ты споешь?
"Well, give me the guitar, then.	- Хорошо. Дай гитару.
What shall I sing?"	Что тебе спеть?
"The ballad of the lost horse; it suits your voice so well."	- "Балладу о коне". Это твой коронный номер.
She began to sing the old Hungarian ballad of the man who loses first his horse, then his home, and then his sweetheart, and consoles himself with the reflection that "more was lost at Mohacz field."	Зита запела старинную венгерскую песню о человеке, который лишился сначала своего коня, потом крыши над головой, потом возлюбленной и утешал себя тем, что "больше горя принесла нам битва на Мохачском поле[78]".
The song was one of the Gadfly's especial favourites; its fierce and tragic melody and the bitter stoicism of the refrain appealed to him as no softer music ever did.	Это была любимая песня Овода. Ее суровая мелодия и горькое мужество припева трогали его так, как не трогала сентиментальная музыка.
Zita was in excellent voice; the notes came from her lips strong and clear, full of the vehement desire of life.	Зита была в голосе. Звуки лились из ее уст -чистые, полные силы и горячей жажды жизни.
She would have sung Italian or Slavonic music badly, and German still worse; but she sang the Magyar folk-songs splendidly.	Итальянские и славянские песни не удавались ей, немецкие и подавно, а венгерские она пела мастерски.
The Gadfly listened with wide-open eyes and parted lips; he had never heard her sing like this before.	Овод слушал, затаив дыхание, широко раскрыв глаза. Так хорошо Зита еще никогда не пела.
As she came to the last line, her voice began suddenly to shake.	И вдруг на последних словах голос ее дрогнул:
"Ah, no matter!	Ну так что же!
More was lost—"	Больше горя принесла нам...