Овод

Montanelli had not raised his voice, but the soldiers could see that he was white with anger.	Монтанелли не повысил голоса, но лицо его побелело от гнева.
The sergeant took a clasp-knife from his pocket, and bent down to cut the arm-strap.	Сержант вынул из кармана складной нож и, наклонясь над Оводом, принялся разрезать ремень, стягивавший ему руки.
He was not a skilful-fingered man; and he jerked the strap tighter with an awkward movement, so that the Gadfly winced and bit his lip in spite of all his self-control.	Он делал это очень неискусно и неловким движением затянул ремень еще сильнее. Овод вздрогнул и, не удержавшись, закусил губу.
Montanelli came forward at once.	Монтанелли быстро шагнул вперед:
"You don't know how to do it; give me the knife."	- Вы не умеете, дайте нож мне.
"Ah-h-h!"	- А-а-а!
The Gadfly stretched out his arms with a long, rapturous sigh as the strap fell off.	Овод расправил руки, и из груди его вырвался протяжный радостный вздох.
The next instant Montanelli had cut the other one, which bound his ankles.	Еще мгновение - и Монтанелли разрезал ремни на ногах.
"Take off the irons, too, sergeant; and then come here. I want to speak to you."	- Снимите с него кандалы, сержант, а потом подойдите ко мне: я хочу поговорить с вами.
He stood by the window, looking on, till the sergeant threw down the fetters and approached him.	Став у окна, Монтанелли молча глядел, как с Овода снимают оковы. Сержант подошел к нему.
"Now," he said, "tell me everything that has been happening."	- Расскажите мне все, что произошло за это время,- сказал Монтанелли.
The sergeant, nothing loath, related all that he knew of the Gadfly's illness, of the "disciplinary measures," and of the doctor's unsuccessful attempt to interfere.	Сержант с полной готовностью выполнил его просьбу и рассказал о болезни Овода и примененных к нему "дисциплинарных мерах" и о неудачном заступничестве врача.
"But I think, Your Eminence," he added, "that the colonel wanted the straps kept on as a means of getting evidence."	- Но, по-моему, ваше преосвященство, - прибавил он, - полковник нарочно не велел снимать ремни, чтобы заставить его дать показания.
"Evidence?"	- Показания?
"Yes, Your Eminence; the day before yesterday I heard him offer to have them taken off if he"--with a glance at the Gadfly--"would answer a question he had asked."	- Да, ваше преосвященство. Я слышал третьего дня, как полковник предложил ему снять ремни, если только он... - сержант бросил быстрый взгляд на Овода, - согласится ответить на один его вопрос.
Montanelli clenched his hand on the window-sill, and the soldiers glanced at one another: they had never seen the gentle Cardinal angry before.	Рука Монтанелли, лежавшая на подоконнике, сжалась в кулак. Солдаты переглянулись. Они еще никогда не видели, чтобы добрый кардинал гневался.
As for the Gadfly, he had forgotten their existence; he had forgotten everything except the physical sensation of freedom.	А Овод в эту минуту забыл об их существовании, забыл обо всем на свете и ничего не хотел знать, кроме физического ощущения свободы.
He was cramped in every limb; and now stretched, and turned, and twisted about in a positive ecstasy of relief.	У него бегали мурашки по всему телу, и теперь он с наслаждением потягивался и поворачивался с боку на бок.