Овод

All he can think of is to pull a strap tight, and when he can't get it any tighter he's at the end of his resources.	Все, что он может выдумать, - это затянуть потуже ремни, а когда больше затягивать уже некуда, то все его средства исчерпаны.
Any fool can do that!	Всякий дурак может это сделать!
But you—	А вы!
'Sign your own death sentence, please; I'm too tender-hearted to do it myself.'	"Будьте добры подписать свой собственный смертный приговор. Мое нежное сердце не позволяет мне сделать это".
Oh! it would take a Christian to hit on that--a gentle, compassionate Christian, that turns pale at the sight of a strap pulled too tight!	До такой гадости может додуматься только христианин, кроткий, сострадательный христианин, который бледнеет при виде слишком туго затянутого ремня.
I might have known when you came in, like an angel of mercy-- so shocked at the colonel's 'barbarity'--that the real thing was going to begin!	Как я не догадался, когда вы вошли сюда подобно милосердному ангелу, возмущенному "варварством полковника", что только теперь и начинается настоящая пытка!
Why do you look at me that way?	Что вы на меня так смотрите?
Consent, man, of course, and go home to your dinner; the thing's not worth all this fuss.	Разумеется, дайте ваше согласие и идите домой обедать. Дело выеденного яйца не стоит.
Tell your colonel he can have me shot, or hanged, or whatever comes handiest--roasted alive, if it's any amusement to him--and be done with it!"	Скажите вашему полковнику, чтобы он приказал расстрелять меня, или повесить, или изжарить живьем, если это может доставить ему удовольствие, и кончайте скорей!
The Gadfly was hardly recognizable; he was beside himself with rage and desperation, panting and quivering, his eyes glittering with green reflections like the eyes of an angry cat.	Овода трудно было узнать. Он пришел в бешенство и дрожал, тяжело переводя дыхание, а глаза у него искрились зеленым огнем, словно у кошки.
Montanelli had risen, and was looking down at him silently.	Монтанелли глядел на него молча.
He did not understand the drift of the frenzied reproaches, but he understood out of what extremity they were uttered; and, understanding that, forgave all past insults.	Он ничего не понимал в этом потоке неистовых упреков, но чувствовал, что дойти до такого исступления может лишь человек, доведенный до крайности. И, поняв это, он простил ему прежние обиды.
"Hush!" he said. "I did not want to hurt you so.	- Успокойтесь, - сказал он. - Никто не хотел вас мучить.
Indeed, I never meant to shift my burden on to you, who have too much already.	И, право же, я не думал сваливать свою ответственность на вас, чья ноша и без того слишком тяжела.
I have never consciously done that to any living creature—"	Ни одно живое существо не упрекнет меня в этом...
"It's a lie!" the Gadfly cried out with blazing eyes. "And the bishopric?"	- Это ложь! - крикнул Овод, сверкнув глазами. - А епископство?
"The--bishopric?"	- Епископство?
"Ah! you've forgotten that?	- А! Об этом вы забыли?