Овод

It's so easy to forget!	Забыть так легко!
'If you wish it, Arthur, I will say I cannot go. I was to decide your life for you--I, at nineteen!	"Если хочешь, Артур, я откажусь..." Мне приходилось решать за вас, мне - в девятнадцать лет!
If it weren't so hideous, it would be funny."	Если б это не было так чудовищно, я бы посмеялся над вами!
"Stop!" Montanelli put up both hands to his head with a desperate cry. He let them fall again, and walked slowly away to the window. There he sat down on the sill, resting one arm on the bars, and pressing his forehead against it.	- Замолчите! - крикнул Монтанелли, хватаясь за голову; потом беспомощно опустил руки, медленно отошел к окну и, сев на подоконник, прижался лбом к решетке.
The Gadfly lay and watched him, trembling.	Овод, дрожа всем телом, следил за ним.
Presently Montanelli rose and came back, with lips as pale as ashes.	Монтанелли встал и подошел к Оводу. Губы у него посерели.
"I am very sorry," he said, struggling piteously to keep up his usual quiet manner, "but I must go home. I--am not quite well."	- Простите, пожалуйста, - сказал он, стараясь сохранить свою обычную спокойную осанку. - Я должен уйти... Я не совсем здоров.
He was shivering as if with ague.	Он дрожал, как в лихорадке.
All the Gadfly's fury broke down.	Гнев Овода сразу погас.
"Padre, can't you see—"	- Padre, неужели вы не...
Montanelli shrank away, and stood still.	Монтанелли подался назад.
"Only not that!" he whispered at last. "My God, anything but that!	- Только не это, - прошептал он. - Все, что хочешь, господи, только не это!
If I am going mad—"	Я схожу с ума...
The Gadfly raised himself on one arm, and took the shaking hands in his.	Овод приподнялся на локте и взял его дрожащие руки в свои:
"Padre, will you never understand that I am not really drowned?"	- Padre, неужели вы не догадываетесь, что я не утонул?
The hands grew suddenly cold and stiff.	Руки, которые он держал в своих, вдруг похолодели.
For a moment everything was dead with silence, and then Montanelli knelt down and hid his face on the Gadfly's breast.	Наступило мертвое молчание. Потом Монтанелли опустился на колени и спрятал лицо на груди Овода.
	* * *
When he raised his head the sun had set, and the red glow was dying in the west.	Когда он поднял голову, солнце уже село, и последний красный отблеск его угасал на западе.
They had forgotten time and place, and life and death; they had forgotten, even, that they were enemies.	Они забыли обо всем, забыли о жизни и смерти, о том, что были врагами.
"Arthur," Montanelli whispered, "are you real? Have you come back to me from the dead?"	- Артур, - прошептал Монтанелли, - неужели ты вернулся ко мне?.. Воскрес из мертвых?
"From the dead—" the Gadfly repeated, shivering.	- Воскрес из мертвых, - повторил Овод и вздрогнул.