«А если там, наверху, кто-то сидит подле нее? – подумала графиня. – Но без опасностей не совершается ни одно великое дело! А смелому никакая опасность не страшна!»
Она повернула ключ в тяжелом замке, и дверь отворилась.
Ни звука, ни света, никого.
Она поднялась на площадку апартаментов Николь. Жанна тихенько поцарапалась в дверь.
– Откройте! Откройте! – прошептала она. Дверь отворилась, и поток света залил Жанну, очутившуюся лицом к лицу с мужчиной, державшим трехсвечный канделябр. Она дико закричала и спрятала лицо в ладонях.
– Графиня де ла Мотт! – вскричал мужчина с восхитительным в своей естественности удивлением.
– Господин Калиостро! – прошептала Жанна. Она шаталась и была близка к обмороку.
– Чему я обязан честью вашего посещения, сударыня? – твердым голосом спросил он.
– Сударь… – пролепетала интриганка; она не могла отвести взора от глаз графа. – Я пришла.., я пришла.., к…
Тут Калиостро устремил на еле стоявшую Жанну взгляд, в котором сверкали молнии.
– Сударыня, – заговорил он, – я читаю во мраке, но чтобы читать хорошо, мне необходима помощь. Соблаговолите ответить на следующие вопросы. Почему вы пришли ко мне сюда? Я здесь не живу. Вы не отвечаете? – спросил он дрожавшую графиню. – Что ж, я приду на помощь вашему разуму. Вы вошли сюда с помощью ключа, который я нащупываю у вас в кармане, – вот он. Вы пришли сюда к молодой женщине, которую я спрятал у себя из жалости.
Жанна пошатнулась, как вырванное с корнем дерево.
– Ах, может быть, вы не знаете, что она уехала? – спросил Калиостро. – А ведь вы помогали ее похитить.
– Помогала похитить?.. Я? Я? – в отчаянии вскричала Жанна. – Кто-то ее похитил, а вы обвиняете в этом меня?
– Больше того: я вас в этом убеждаю, – произнес Калиостро.
– Докажите! – с наглым видом сказала графиня. Калиостро взял со стола бумагу и протянул ей:
«Сударь! Мой великодушный покровитель! – гласило письмо, адресованное Калиостро. – Простите меня за то, что я вас покидаю, но прежде всего я люблю Босира. Он пришел за мной, он меня увозит, я следую за ним. Прощайте! Примите уверения в моей признательности».
– Босир!.. – произнесла ошеломленная Жанна. – Босир… Но ведь он не знал адреса Оливы!
– Ну еще бы, сударыня! – молвил Калиостро, протягивая ей другую бумагу, которую он вытащил из кармана. – Возьмите. Я поднял эту бумагу здесь, когда пришел с визитом, как я это делал ежедневно. Должно быть, она выпала из кармана Босира.
Трепещущая графиня прочитала:
«Господин де Босир найдет мадмуазель Оливу на улице Сен-Клод, на углу бульвара; он найдет ее и увезет немедленно. Пора! Этот совет дает самая искренняя подруга».
– О-о! – скомкав бумагу, простонала графиня.
– И он увез ее, – холодно сказал Калиостро.
– Но кто же написал эту записку? – спросила Жанна.
– По-видимому, вы, ведь это вы – искренняя подруга Оливы.
– Но как он вошел сюда? – воскликнула Жанна, с бешенством глядя на своего бесстрастного собеседника.
– А разве нельзя войти с помощью ключа? – спросил Жанну Калиостро.
– Но раз ключ у меня, значит, его не было у господина де Босира!
– Если существует один ключ, значит, можно получить и второй, – глядя ей прямо в лицо, сказал Калиостро.
– У вас есть убедительные доказательства, – медленно произнесла графиня, – у меня же нет ничего, кроме подозрений.
– О, у меня они тоже есть! – подхватил Калиостро. – И они вполне стоят ваших, сударыня.
С этими словами он отпустил ее.
Она начала спускаться, но вдоль этой лестницы, которая была пустой и темной, когда она поднималась, теперь она обнаружила двадцать свечей и двадцать стоявших через некоторые промежутки лакеев, в присутствии которых Калиостро громко назвал ее десять раз:
– Ее сиятельство графиня де ла Мотт!
Глава 16.
ПИСЬМО И РАСПИСКА
На следующий день был последний срок платежа, который сама королева назначила ювелирам Бемеру и Босанжу.
Так как письмо ее величества рекомендовало им соблюдать осторожность, то они покорно ждали прибытия этих пятисот тысяч ливров.
Рассвет следующего дня заставил Бемера и Босанжа покончить с этой химерой. Босанж принял решение и отправился в Версаль в карете, в глубине которой его дожидался компаньон.
Он попросил, чтобы его провели к королеве. Ему ответили, что если у него нет пропуска на аудиенцию, то его не пустят.
Удивленный, взволнованный, он настаивал, и так как он знал свое общество и так как у него был талант всучить в этих передних то тому, то другому какой-нибудь бросовый камешек, ему оказали протекцию и обещали поставить на пути королевы, когда ее величество возвратится с прогулки в Трианон.
В самом деле: заметив опечаленную и весьма почтительную физиономию Бемера, Мария-Антуанетта вернулась.
Она одарила его улыбкой – он истолковал улыбку в самом благоприятном для себя смысле и осмелился попросить секундную аудиенцию, которую королева обещала дать ему в два часа.
Пробило два часа, ювелир был на своем посту; его ввели в будуар ее величества.
– Что еще, Бемер? – завидев его издали, заговорила королева. – Вы хотите поговорить со мной о драгоценностях? Но, знаете ли, вам не повезло!