Мне захотелось в середине нашего разговора сделать ещё один дубль. Как тогда, в детстве, когда я с мамой ходил в городской бассейн и упражнялся в прыжках с вышки. Если прыжок не удавался и я плюхался на живот, то всё время кричал из воды: «Этот не считается!». Мама кивала, a я поднимался снова. Я хотел, чтобы то же случилось сейчас: больничная палата, наш разговор, окружающая действительность — всё это не считается. Я хотел вернуться назад, в прошлое, до того момента, как мама попала в больницу. До того, как я зашёл к ней в кабинет. До того, как узнал её тайну. Я попытался донести это до неё, но вместо этого произнёс:
— Я хотел сказать, что очень сильно тебя люблю.
— Я же твоя мама, — ответила она. — Думаешь, я не знаю?
Я заплакал. После смерти отца я был уверен в своей безопасности, в том, что мир больше никогда не выкинет подобный фокус. Я думал тогда, что худшее уже позади и дальше всё будет только налаживаться. Но мне удалось дважды выиграть смертельный приз в этой жуткой лотерее: двух родителей с неизлечимыми заболеваниями. Я думал о том, с какой радостью бросил свою маму и отправился в эту дурацкую книжку, упустив столько времени, которое мог бы провести с ней. Я думал о том, как пропускал мимо ушей её просьбы прибраться в своей комнате или помыть тарелки, а сейчас ловил каждое мамино слово, боясь забыть её голос.
— Это несправедливо, — прошептал я.
— О, Эдгар, — сжала мама мою ладонь. — Жизнь несправедлива.
Тогда, в сказке, когда мне было плохо и Оливер пришёл нас проведать, я на автомате соврал ему, что дела шли хорошо. Фрамп потом заметил: все мы что-то скрываем, чтобы наши близкие были счастливы.
Поэтому я с таким трудом улыбнулся, словно мне пришлось вставить квадратный кубик в круглое отверстие или надеть ботинок на два размера меньше.
— Давай подумаем над тем, что бы ты хотела сделать напоследок.
★★★
Когда мне было пять, мы с мамой отправились собирать яблоки на Кейп-Коде. Стоял сентябрь. А ещё на ферме имелся целый кукурузный лабиринт. В воздухе разливался запах сидра и свежих пончиков; семьи разбрелись по всему саду, складывая плоды в холщовые мешки. Было одновременно солнечно и холодно, a небо отливало такой синевой, что походило на заставку рабочего стола на компьютере. Лохматая лошадка привезла телегу в те уголки сада, где стояли деревья, на которых яблоки ещё не успели собрать. Mы с мамой забрались в самую глубь, на край поля, перед этим заплатив скучавшему пареньку за вход в лабиринт.
Стебли возвышались надо мной. Я помчался прямо по коридору, хлопая по листьям, будто по протянутым рукам горячих поклонников. Mама бежала следом, чтобы я не ушёл слишком далеко.
Было пыльно и сухо. Не прошло и четверти часа, как мои глаза и горло защипали. Mама подхватила меня и усадила себе на плечи, чтобы я служил её перископом, но даже так мы всё равно не доставали до початков. Я был уверен, что мы ходили кругами.
Вскоре солнце коснулось верхушек кукурузных побегов, так что они стали походить на зажжённые свечи. Я, уставший и голодный, висел мёртвым грузом на руках у матери.
— Эдгар, — заметила она. — На крайнее зло — крайние средства.
Вместо того чтобы повернуть на следующую дорожку лабиринта, мама пнула сапогом кукурузу, благодаря чему образовался небольшой проход. Словно призраки, мы направились сквозь стену. Наконец нам удалось выбраться в самом дальнем конце фермерских угодий, на поле, которое мы никогда раньше не видели. Казалось, что кто-то раскрыл сверху шатёр, и сгустилась ночь.
— Где мы? — спросил я. Всё вокруг было незнакомым, и в животе возникло то самое странное ощущение, что всегда появлялось, когда я боялся.
— Давай узнаем, — взяла меня за руку мама, и страх пропал. Вместо него появилась жажда приключений.
★★★
Джулс права.
Если моя мама останется здесь, она умрёт.
Но что если ей не придётся?
Учитывая, сколько раз персонажи менялись местами с обычными людьми, выход должен быть. И кому как не автору сказки знать его. Но эта затея означала, что мне придётся открыться маме и всё ей объяснить.
Когда мама проснулась, потребовалось некоторое время, чтобы её взор прояснился. Наконец она посмотрела на меня.
— Как твоё самочувствие? — спросил я.
Она только молча кивнула.
— Mам, мне нужно с тобой кое о чём поговорить. И тебе будет трудно в это поверить, так что я приглашу свидетелей. — Я поманил Делайлу и Джулс. Делайла с нежностью сжимала в руках книгу. — Делайлу ты уже знаешь, а это её лучшая подруга, Джулс.
Они вошли в палату с большой осторожностью, словно вместо пола под их ногами булькала лава.
— Здравствуй, Джулс, — произнесла моя мама. — И Делайла. Рада вас видеть.
— Мне, м-м, очень жаль… что вы заболели, — сказала Делайла. — Если я могу что-то для вас сделать…
— Ты уже и так сделала. Ты сделала моего сына счастливым, — мама улыбнулась мне.
— Вот об этом-то я и хотел с тобой поговорить, — ответил я. — Делайла не совсем моя девушка. — Я поставил стул рядом с кроватью, чтобы держать маму за руку. — Помнишь, ты говорила, что вместо меня в доме жил самозванец? Ты была, в общем-то, права.
Mама нахмурилась и попыталась присесть.