Озябший ангел

– И сразу догадался, что в городе не включат отопление? – удивился Вася. – А ты сообразительный. Из моих знакомых никто дров не заготовил.

– Ладно уж хвалить. Развешивай одежду и, если хочешь прилечь, – ложись. А я пока чайник поставлю.

Печурка немного подымила, настроилась и деловито загудела. Вовка положил на плиту два кирпича, затем внёс ведро, поставил на огонь чайник и влил в него два ковша воды. Вася повесил фуфайку к самой печке на спинку стула, а сам прилёг на кровать. Извиняющимся тоном сказал:

– Сейчас только распрямлюсь и встану.

– Да лежи, не стесняйся, – успокоил его Вовка и сел рядом с печкой.

Вася спросил его:

– Слушай, Вова, а почему ты в такое время из дому сорвался?

– Родители отправили, побоялись, что я пропаду в оккупации. Уж больно часто я влипал во всякие истории.

– А что, ваша деревня под немцами?

– Я из Белоруссии. А она уже вся под немцем.

– А что у тебя за проблемы были? Ты из трудных подростков?

Вовка озадаченно посмотрел на Васю, подумал и ответил:

– Не знаю, что-то вроде того. Характер у меня… В общем, я никому ничего не прощал.

– Дрался?

– Дрался. Да и другие глупости делал. Теперь думаю, зря всё это.

– Хочешь сказать, война тебя изменила, – произнёс Вася.

– По-моему, она всех изменила. За эти полгода я узнал настоящих врагов. Да и вокруг столько беды. На её фоне все мои детские обиды – такие пустяки, что мне не по себе. Уж сейчас-то я понял, что следует прощать, а что нет.

– Ты прав, – вздохнул Вася. – Теперь и я во многом разобрался: уяснил, кого и за что нужно жалеть, а кого – ненавидеть. Слушай, а почему ты приехал именно в Ленинград? Ведь с самого начала было ясно, что город в очень опасном положении.

– Мы этого не знали, – признался Вовка. – К тому же прошлым летом тётя гостила у нас и приглашала к себе. Помню, что ни увидит, тут же давай сравнивать: «А вот у нас в городе…» Всего каких-то две недели пожила в деревне и говорит: «У вас тут, конечно, чудная природа, но я без Ленинграда уже не могу. Понимаете, когда я возвращаюсь в свой город, я чувствую, как он обнимает меня, окутывает всю своими тёплыми разноцветными огнями, автомобильным шумом, музыкой, запахами. И тогда, наконец, постигаю: я – дома». Всё, о чём она говорила, было так заманчиво, что я соблазнился.

– Ну, и как твои личные впечатления? – спросил Вася.

Вовка хмыкнул.

– Пока не разобрался. Люди здесь хорошие. А город?.. Нынче в его объятиях запросто околеть можно.

– Это точно, – согласился Вася. – Они сейчас прямо-таки ледяные. Мне кажется, что я промёрз уже до костей.

Мальчишки замолчали. Крышка на чайнике задребезжала. Вовка вынул из мешочка шуршащую веточку смородины, сунул её в чайник и переставил его на табурет. Он взял два куска мешковины, завернул в них по горячему кирпичу, один подал Васе.

– Грейся.

Тот положил его на грудь, блаженно зажмурился. Вовка тоже крепко прижал к себе свой кирпич, задумался.

Когда чай был разлит по кружкам, Вова принёс с подоконника накрытое салфеткой блюдечко и поставил его на стол. В нём лежали приготовленные для него тётей два бутерброда с салом. Он сдёрнул с блюдечка салфетку. Один из бутербродов положил перед Васей, другой взял себе. И хоть кусочки были чуть толще блина, но впечатление производили умопомрачительное.

Вася некоторое время ошеломлённо смотрел на бутерброд, потом сглотнул слюну и вопросительно взглянул на Вовку.

– Ешь, не стесняйся, – сказал Вовка. – Он твой. Это тётя откармливает меня после болезни.

– Не надо, – нерешительно возразил Вася.

– А твои ведра я за тебя буду тащить? Ешь. Будем живы, после войны меня угостишь. По рукам?

– По рукам, – повеселел гость. И потянулся за бутербродом.

Через полчаса они простились. Вася пошёл домой, а Вовка направился в мастерскую.

Глава 22. Галя и Володя

На улице жемчужные сумерки. Галя Хачёва взволнованна. Её робкая радость просится наружу. Хочется с кем-то поделиться ею. Но с кем? Она достаёт из тумбочки чистую канцелярскую книгу, открывает её на первой странице. И слева на полях химическим карандашом ставит дату: «27 мая 1942 года». Затем ненадолго задумывается и начинает писать.

«Удивительно, но нам с мамой всё же как-то удалось дожить до белых ночей. И вроде бы это не круглая дата, чтобы уж особенно торжествовать, но только не для нас. Ведь в Новогоднюю ночь мы загадывали дожить именно до этого дня. И вот наше заветное желание сбылось. Даже не верится.

За эти пять месяцев произошло многое. В ночь с первого на второе января замёрзла баба Сима. На термометре тогда было минус двадцать пять по Цельсию. Она стояла в очереди за хлебом, но ей, как и многим другим, в тот раз его не хватило. Ждали привоза хлеба до самого закрытия магазина. Потом кто-то пустил слух, что к утру потеплеет, и человек восемь осталось на ночь у магазина. Но к утру температура понизилась ещё на два градуса, а обещанное потепление началось лишь пятого числа.