Необычным событием за это елагинское время было посещение восточных властелинов – эмира Бухарского и хана Хивинского. Кажется, эмир побывал на Елагине первый, а хан – годом позже. Приезжали они с многочисленной свитой: лица как бы вылитые из бронзы, огненные глаза, роскошные и яркие одеяния. Все эти люди садились чинно в овальном зале, вкушая яства и напитки. Сестры и я с трепетом за ними наблюдали из верхних окон зала.
Эмир Бухарский – бывший воспитанник Пажеского корпуса – был нам и ранее знаком. Будучи наследником престола, он был у нас дважды в Зимнем дворце. Сопровождал тогда отца. Старый эмир поднимался в дворцовом лифте. Сын и чины свиты неслись сломя голову пешком по лестнице. Восточный этикет требовал, чтобы, выйдя из лифта, властелин оказался среди своих подоспевших приближенных.
Бывшего пажа, ставшего эмиром, мы лучше разглядели на этот раз. Это был невысокий, плотный человек: черная и почти синеватая борода веером, ослепительные зубы, веселая и самодовольная улыбка на чувственных устах. Представляя своих приближенных моему отцу, эмир жестикулировал, говорил без умолку. Симпатичный, но не величавый монарх. Отец говорил, что эмир – истинный друг России…
Совсем иным был хан Хивинский. Благородный орлиный профиль, большие лучистые и печальные глаза, гордая осанка. От этого властелина веяло чем-то трагическим. Представляя отцу своих министров, он потом отходил и взор его устремлялся вдаль.
Дары, привезенные восточными гостями, вызывали наше восхищение. Шесть маленьких идолов из массивного золота, серебряные и фарфоровые вазы, ковры… Любовался я всем этим до самых дней революции.
От этого времени сохранилась у меня лишь фотография, снятая на широкой террасе дворца, недалеко от окон отцовского кабинета. Я, с грозным и воинственным видом, сижу на деревянной лошадке. Стоящий сзади отец держит руку на моем плече. Из пяти изображенных на снимке моих сестер двух уже нет в живых. Сидящая рядом со мною Наталья – это та, чьи ноги были переломаны при взрыве на Аптекарском. Тогда выжила, и ноги ее удалось спасти. Умерла лишь в 1949 году в Ницце. Сидящая на земле на другом конце снимка Ольга расстреляна большевиками в 1920 году. Было ей всего 23 года.
Распрощался я с Елагиным осенью 1917 года, незадолго до Октябрьского переворота. Дважды мы ездили туда вдвоем с сестрой Ольгой, погибшей через три года. Садились в трамвай, колесивший из Питера на острова. Прибывши туда, садились на скамейку, откуда издали виден был дворец. Вокруг – ни души. Сидели молча очень долго. Наш отъезд из Питера был близок. Знали, что прощаемся навсегда.
П. А. Тверской
К историческим материалам о покойном П. А. Столыпине
De mortuis nil nisi verum[36]