Падение Левиафана

Ксан покачал головой. "Я не понимаю. Вы не можете его вернуть? Как застрял? Что его туда засунуло?"

Улыбка Кары была торжествующей. Она взяла брата за руку. "Все в порядке. Мы справимся. Иди за мной".

Ее глаза закрылись, а через мгновение закрылись и глаза Ксана. Катализатор тихо и бездумно ворковал. Дыхание Эльви сбилось, а руки задрожали. Ей пришло в голову, насколько неудачным был бы этот момент для экстренной медицинской помощи. Файез положил руку ей на плечо, и она позволила себя повернуть. Он нахмурился от беспокойства. Может быть, от страха.

"Привет, Эльви", - сказал он.

"Файез".

"Итак. Думаю, мы назовем это полевыми испытаниями нового протокола?"

К ее удивлению, Эльви рассмеялась, хотя это и вышло как всхлип. Кара зашевелилась, словно кто-то дернулся во сне. В системе корабля появился запрос на соединение: Харшан Ли ищет ее. Она ответила, но не дала ему времени заговорить.

"Что мы видим?"

"Похоже, состояние объекта стабилизируется", - сказал Ли. "Однако я вижу..."

Прежде чем прозвучало следующее слово, сознание Эльви расширилось, словно челюсти разжались, и она взорвалась белым светом.

Интерлюдия: Мечтатели

Сновидец видит сон, и его сон не похож на все, что было раньше. Там, где бабушкины маски шептали, обещали и рассказывали свои секреты, здесь его ничто не встречает. Вместо этого здесь есть машина, а машина находится в постоянном движении. Нечто, что не является светом, мерцает в цветах, которых не видели глаза. Формы сцепляются и расходятся слишком быстро, чтобы разум мог уследить за ними. Стрекотание роя, наполненное смыслом, который он не может найти. Мечтатель смотрит на истину, скрывающуюся за мечтой, и не находит для себя места.

Но место должно быть найдено или создано, поэтому сновидец представляет себя ближе, зазывает себя внутрь, и машина кусает его, разрывает, сдирает с него кожу. Боль реальна, но она учит. В мерцаниях мелькают узоры, в каскаде форм есть музыка, песня роя - это статичность слов на грани понимания. Если сновидца стало меньше, чем было, если машина взяла то, что нельзя вернуть, наградой будет знание глубже, чем кости.

Приходит следующий раз, и сновидец помещает свои кровоточащие руки в пространства между пространствами, дышит через отверстия в числе и строит из абстракции инструмент, чтобы взломать абстракцию. Он видит механизм его собственными странными глазами, и его глубина поражает и ужасает его. Голос машины становится глубоким, величественным и ужасающим: Бог, шепчущий непристойности, которыми заканчиваются миры. Тьма - это тьма прежних времен, но ужас не имеет для него лица, и должен быть выход, и он будет найден. Тысяча укусов, миллион уколов иглой, отрывание всего, что не подходит.

И быкоголовый бог поворачивается к нему, и на мгновение, ставшее эоном, они узнают друг друга с близостью, превосходящей имена. Между двумя мужчинами, умершими без смерти, нет секретов: их боль - одна боль, их усталость - одна усталость, их решимость сплелась в одну веревку, которая тянет их в обе стороны. Что-то разбивается, и рогатый бог с окровавленными боками обращает взор к сновидцу. Колеса за колесами за колесами. Там, где когда-то был человек, маршируют безжалостные легионы.

Мечтатель расправляет плечи и выходит на ринг. За пределами ринга ничего нет. Внутри ринга есть нечто, и оно убьет его.

Бог, который был человеком, находит человека, который был трупом, и время проносится как гром. Мечтатель чувствует, как сон становится тоньше, и эта тонкость - боль. Он может только выдохнуть и знать, что когда этот вдох закончится, за ним не будет больше ни одного вдоха. Он борется, как бушующий шторм, но другой человек борется, как падающее море.

Мертвец начинает умирать. Где-то еще он чувствует, как тело разрывается на части. Он чувствует, как останавливается сердце, которое у него когда-то было. Он слышит человеческие голоса в комнате рядом с болью, но двери назад нет. Сновидцу снится ответное насилие. Крыса кусает тигра за лапу.

А потом еще больше. Призрак, созданный голодом. Призрак, созданный из тоски. Дети кладбища и заключенные. Они соединяют свою ярость с его яростью, и мечтатели мечтают вместе. Они прижимаются к машине, и машина начинает сдвигаться и раскрываться. Нить выплывает на свет, красная, тонкая и непрочная. Рогатый бог изрекает усталость, огромную, как океаны, и опускает свою нечеловеческую голову.

Их заливает яркий свет, и на какое-то время вне времени они теряются в море воспоминаний и ощущений, лишенных смысла, простых и непонятных, как новорожденные. Когда они снова обретают сознание, машина - это машина, а они - вне ее.

Машина воет и грохочет. Маленький человечек поднимается. Голодный призрак поднимается, сверкая. Мечтатели поднимаются к трем яркостям. Три отверстия во льду, который является потолком мира.