Падение Левиафана

Джим медленно двинулся по кораблю, его мысли были заняты. Он продолжал думать об Эросе. О том, как протомолекула, вырвавшись на свободу, разбирала людей на части и собирала их обратно в соответствии со своими потребностями, своей программой. Он был здесь, спустя десятилетия, и все было по-прежнему. Амос, Кара, Ксан. Они умерли и были восстановлены, потому что инопланетный дрон, следуя неизвестно какому дереву решений, пришел к выводу, что они должны преодолеть смерть. Дуарте и кольцевая станция разбирали все человечество на части, как гусеницу, разжижающуюся в своем коконе, чтобы потом снова превратиться в бабочку.

Война будет продолжаться. Строители кольцевых врат переходили из одной формы в другую - примитивные биолюминесцентные морские слизни, ангелы света, затем улей безволосых приматов с миллиардами тел и одним разумом. Темные твари внутри врат и за пределами вселенной царапали, разрывали и развоплощали болезнь, вторгшуюся в ее реальность. Может быть, когда-нибудь эта битва будет выиграна. А может, она будет продолжаться вечно. В любом случае, ничто из того, что Джим знал как человеческое, не сохранится. Больше никаких первых поцелуев. Никаких молитв. Никаких моментов ревности или озарения, эгоизма или любви. Их бы разобрали на части и собрали обратно, как тела на Эросе. Что-то будет там, но это будут не они.

Наоми была в чистом комбинезоне, когда он пришел в хижину. От нее пахло мылом и свежей водой. Свет от экрана показывал морщины на ее лице - печаль и смех одновременно. Она была красива, да, но она всегда была красива. Когда они были молоды, они были красивы просто потому, что молодость сама по себе красива. С возрастом можно было понять, надолго ли хватит этой красоты.

Она сузила глаза и рассмеялась. "Что?"

"Просто любуюсь видом".

"Ты не можешь быть сейчас возбужденным".

"Не говори мне, чего я не могу быть", - сказал он, затем придвинулся к ней и положил свою руку на ее. "Мы не выберемся из этой ситуации, не так ли?"

"Я не вижу, как. Нет."

На мгновение они замолчали. Джим почувствовал, как его охватывает огромное чувство покоя. Впервые с тех пор, как он попал в плен на Медине, он чувствовал себя глубоко спокойным. Он потянулся, и это было очень приятно.

"Ты - главный факт моей жизни", - сказал он. "Знать тебя. Просыпаться рядом с тобой. Это самое значимое, что я делал. И я чертовски благодарен за то, что получил это. Я думаю о том, как легко нам было бы скучать друг по другу, и я даже не могу представить, что это была бы за жизнь".

"Джим..."

Он махнул рукой, чтобы иметь еще несколько секунд для того, чтобы сказать то, что должно быть сказано. "Я знаю, что сделал выбор, который стоил тебе жизни. У меня есть привычка торопиться, потому что я думаю, что это нужно сделать. Я потерял время с тобой, но это всегда был мой выбор". Направляясь к Агате Кинг. Бью тревогу на Медине. Пытался добраться до пули на Илусе. Вернуться, чтобы посмотреть, что на самом деле происходит на станции Эрос. Все это были риски, на которые я шел, и я говорил себе, что это нормально, потому что я рисковал только собой. Но я рисковал кем-то важным и для тебя, и я так благодарен, что был важным для тебя. Я не хотела относиться к этому легкомысленно".

Она выключила экран, затем сжала его руку. "Ты замечательный. Ты всегда был замечательным. Не всегда мудрым, не всегда внимательным. Но всегда, всегда замечательным. Да, я заплатила цену за то, что позволила кому-то такому напористому и импульсивному, как ты, иметь для меня такое большое значение. Но я бы сделал это снова".

Он не знал, кто из них начал притягивать другого к себе, только то, что они сложились вместе. Ее рука оказалась под его рукой, и она пригнула голову, прижавшись щекой к его груди. Он положил свой подбородок ей на макушку, что было редкостью, когда она была намного выше его. Ее первые всхлипы сотрясли их обоих, а затем и его. Они мягко дрейфовали в хижине, которая принадлежала им. Джим чувствовал, что другие умы притягиваются к этому моменту, как насекомые к феромонам, но он не мог обращать на них внимания. Только не сейчас, когда она была в его объятиях.

Через некоторое время, которое могло длиться минуты или часы, рыдания достигли своего естественного конца, и они затихли вдвоем. Наоми немного расслабилась, подняла голову. Их рты встретились, нежно, с едва заметным намеком на голод их молодости.

"Что бы ты ни думал, что должен делать? Что бы это ни было, - прошептала она, - подожди, пока я усну".

Джим кивнул, и она прижалась к нему в темноте. Он считал свои вдохи до ста и снова до ста, пока ее дыхание не стало глубоким, потом снова до ста, чтобы дать ей время провалиться в сон, когда его уход разбудит ее. Она вздрогнула один раз, затем тихонько захрапела. Осторожно развернувшись, он потянулся к стене и подтолкнул ее к двери каюты. Он открыл ее так тихо, как только мог, и со щелчком закрыл за собой.