Падение Левиафана

Джим почувствовал ту же странность. Сгибание фантомной конечности, осознание того, что он что-то делает, но не понимает, что именно. Судорога в его нутре возникла снова, теперь выше. Ближе к груди. Боль то нарастала, то вновь быстро стихала.

"Попробуй сейчас", - сказал он.

Танака отошла в сторону, и часовой проигнорировал ее. Она прошла мимо него, и он остался безучастным. Танака жестом приказал Терезе идти вперед, и девушка пошла, а Танака наблюдал за часовым, ожидая, казалось, повода защитить их. Джим шел последним. Его дыхание было поверхностным и быстрым. Он не чувствовал ног ниже колена.

"У нас мало времени на многих фронтах", - сказал Миллер. "Любую пьесу, которую ты хочешь разыграть, лучше разыграть поскорее".

"Спасибо", - пробормотал Джим, - "за поддержку и совет".

Впереди них свет перешел от голубого к белому. Джим запустил свои движители и вошел в камеру, похожую на сферу, метров сто в поперечнике. Другие проходы, подобные тому, через который они прошли, были штрихами темноты среди яркости. Сам свет казался неправильным - густым, осязаемым, дрожащим, живым. От этого у Джима по коже поползли мурашки.

С противоположных сторон сферы темные нити сплели огромную паутину, как сталактит и сталагмит, тянущиеся от крыши и пола пещеры, чтобы соприкоснуться в одной точке. Или как крылья великого темного ангела.

В центре находилось нечто размером с человека. Человек с распростертыми руками, крестообразной формы. Толстые кабели нитей вплетались в его бока, руки, ноги. Он все еще был одет в лаконскую синюю одежду, только ноги были голыми.

Джим узнал лицо почти сразу, как они оказались достаточно близко, чтобы его разглядеть.

"Папа?" сказала Тереза.

Глава сорок четвертая: Тереза

С того момента, как они вошли на станцию, Тереза наблюдала за смертью Джеймса Холдена.

Она поняла, что с ним что-то не так, как только добралась до места встречи. Она была рядом с ним много лет, сначала в здании штата на Лаконии, где он был фигурой опасной и неуловимо угрожающей. Затем на его корабле, где он стал чем-то меньшим, более мягким и хрупким. Она знала его настроение, то, как он использовал юмор, чтобы скрыть преследующую его тьму, уязвимость, которую он носил в себе, и силу. Она была совершенно уверена, что он не знает этого о ней, и это было прекрасно.

Однако он никогда не напоминал ей об отце. До этого момента.

Она не могла понять, в чем дело. Не сразу. Она боролась со своими навязчивыми мыслями. Голос мальчика, который, казалось, стоял прямо за ее спиной и говорил на языке, которого она не знала, но все равно понимала. Жутковатый, почти хоровой голос, призывающий ее отпустить свое чувство собственного достоинства. Женщина, которая отдала ребенка на усыновление и теперь разрывалась между чувством вины и облегчением. А потом снова корейский мальчик, все еще оплакивающий свою сестру. Терезе стоило усилий не слушать, не участвовать, держать себя в руках, и поэтому она думала, что Джим тоже так поступает.

В течение нескольких часов она следовала за полковником Танакой, пробираясь то в пещерный лабиринт станции, то в пещеру, в то время как ее сознание то искрилось, то ускользало. Это было похоже на ночной кошмар, от которого она пыталась не проснуться, и эти усилия мешали ей сознательно замечать мелочи, которые были не в порядке с Джимом. Как изменился цвет его кожи. Разница в его глазах. И больше всего - чувство разобщенности, как будто он медленно отделялся от того, что она считала реальностью.

Однажды он забыл выключить микрофон, и чепуха, которую он бормотал про себя, - я забыл, как мне не хватает твоих гномических историй про копов, а я слышу, что вы с Дуарте делаете одно и то же, используете людей как строительные блоки для чего-то, чего он хочет, - полилась по радио.

В остальное время он казался почти нормальным. Он проверял, как у нее дела, так же, как иногда делал это на корабле. Он говорил с Танакой о том, как использовать тепло, чтобы найти для них путь. В те моменты он выглядел так, как обычно. Самим собой. А потом они начинали двигаться, и он снова начинал дрейфовать.

Они нашли проход из того же сияющего голубым светом металлического вещества, что и оболочка станции, и уже начали спускаться по нему, когда Танака открыл частный канал между ними.

"Нам с тобой нужно поговорить", - сказал полковник. "Капитан Холден скомпрометирован".

"Мы все скомпрометированы", - сказала Тереза.

"Я говорю не об этом. Он ввел себе живой образец протомолекулы. Яйцеголовые стабилизировали его, насколько смогли, но, по моим оценкам, он быстро теряет работоспособность".

Тереза, отвлеченная шумом в собственной голове, не обратила на него внимания. Теперь она обратила внимание. Он был рядом с ней, немного отстранившись, его руки были нейтральными, а на губах играла мечтательная улыбка. Ей вспомнилось, как она была в комнате отца, держала его за руку и пыталась объяснить ему, что доктор Кортасар собирается убить ее. Неясность и расстояние были такими же.

"С ним все в порядке", - сказала она, удивляясь жару в своем голосе.