Падение Левиафана

"У меня здесь копия документа, который вы написали. Протоколы для более безопасного использования ворот. У меня также есть собственные данные анализа трафика, которые говорят о том, насколько хорошо для вас идет этот проект. Я попросил своих лучших людей проанализировать их, и должен сказать, что это чертовски хорошая работа. Надежная. Если бы она была введена в действие, это могло бы в значительной степени помочь справиться с угрозой подобных инцидентов. Единственное, чего ему не хватает, - это метода принуждения. Из общей заботы о человечестве в целом и в знак признания нашей общей истории и моральных уз, я хотел бы предоставить свои силы в ваше распоряжение. От имени Лаконии и Верховного консула Дуарте я предлагаю подпольщикам не просто перемирие, а сотрудничество".

"Мы должны покончить с этими мелкими склоками и драками. Думаю, вы это понимаете. И я готов это сделать. Более того, я обязуюсь разместить два лаконских эсминца внутри кольцевого пространства, даже с риском, которому, как мы оба знаем, они подвергаются, с единственной миссией - обеспечить соблюдение вашего транзитного протокола. Мы не будем предпринимать агрессивных действий. Мы не будем ограничивать или контролировать торговлю. Я гарантирую безопасность любого корабля, пользующегося воротами, и объявлю полную амнистию для подпольщиков.

"И я начну с перераспределения сил, которые сейчас находятся во Фрихолде, для выполнения этой миссии", - сказал Трехо. "Таково мое предложение. Единый фронт против настоящих врагов человечества. И все, что я прошу от вас в знак доверия и доброй воли, - это вернуть вашего нынешнего пассажира. Вы не хуже меня знаете, что ей ничего не угрожает. Мы только хотим вернуть ее домой. И с этим сближением между нами у нее нет причин жить в изгнании".

Сообщение закончилось, и на мгновение Джима не стало. Каюта на станции Дрейпер, койка, мягкая тяжесть - все это по-прежнему присутствовало, но стало менее непосредственным, менее реальным, чем камера в глубинах здания штата Лакония. Страх был реальным, но еще более реальным было двойное чувство отчаяния и ответственности. Убеждение, что все зависит от него, и что он бессилен. Как будто смотришь, как падает что-то ценное и хрупкое, и знаешь, что не сможешь вовремя это достать. Все должно было разбиться, и хотя он ничего не мог сделать, горе давило на него, как будто он был единственным, кто его нес.

Он так много сделал, так старался, а добился так мало. А теперь они пришли, чтобы задать свои вопросы и заглушить его ответы болью, пока он не скажет хоть что-нибудь. Или они не будут ничего спрашивать, а просто будут бить его до тех пор, пока он не поймет, что находится в их власти, а они были безжалостны.

Маленькая, неподвижная часть его сознания, наблюдавшая за остальными, заметила, как это странно. Когда он был пленником на Лаконии, ему удавалось держать себя в руках. Подниматься на ноги, планировать, строить планы и даже страдать с решимостью, которую он не мог найти сейчас. После побега он почувствовал эйфорию. Спокойствие, целостность и возвращение к жизни, на которую он уже перестал надеяться.

Но медовый месяц угас, и та его версия, которую он оставил после себя, была покрыта шрамами и сломана. Он не чувствовал себя слабым. Он чувствовал себя уничтоженным.

Годы ушли. Годы тюрьмы и пыток, что было плохо, и притворства почетным гостем, в то время как угроза смерти незримо следовала на шаг позади. Годы танцующего медведя. Они были самыми ужасными, потому что разрушили его представление о себе. О том, кем он был. То, что было правдой. Того Джима Холдена, который поднял тревогу на станции Медина, больше нет. Джим, который затеял интригу против Кортасара и ради Элви Окойе, с самого начала был наполовину лжецом. Он был всем, что осталось. Отбросы самого себя. Отбросы.

Джим. Джим, вернись ко мне.

Его сознание переместилось. Маленькая хижина снова оказалась в фокусе, словно кто-то настраивал видеоэкран. Наоми была там. Он не помнил, как она вошла. Она держала его за руку.

"Привет", - сказал он, стараясь звучать бодро и весело. "Представляешь, я встретил тебя здесь".

"Значит, ты видел сообщение?"

"Да. Да. Действительно видел".

"Я надеялся, что ты еще спишь. Я должна была прийти сюда первой".

"Нет, - сказал он, - я в порядке. Просто перерабатываю небольшую старую травму. Думаю о том, что приготовить на ужин. Как обычно. Что я пропустил?"

"Мы не должны говорить об этом сейчас".

"Это не поможет", - сказал он и сжал ее пальцы в своих. "Не говорить об этом? Это не поможет. Если ты будешь здесь, я буду в порядке. Если ты будешь рядом, я справлюсь. Обещаю". Он не знал, что это правда, но не знал, что это не так.

Он видел, когда она решила поверить ему.

"Он сдается", - сказала Наоми.

"Только если он станет вашим полицейским", - сказал Джим. "Это не то, что означает капитуляция".

"Я прочитала соглашение, которое он прислал", - сказала она. "Он действительно видел мой протокол управления движением. В некоторых местах это почти слово в слово. И это отдает его корабли под мое командование".

"Хорошо."