Падение в песок

Я вышел из казармы и несколько минут молча смотрел, как передо мной проходили нескончаемые шеренги морских пехотинцев. Правда ли я хотел стать одним из них или просто сделал тупую ошибку, за которую придется платить? Я не знал, поддался ли я обычному подростковому импульсу из-за смерти родителей или действительно был готов к насилию, возможной смерти и постоянным ночным кошмарам.

– Отличное начало первого дня,– сказал подошедший пехотинец, и я узнал Денни.

Я напрягся и попытался стать по стойке «смирно», но Денни рассмеялся и покрутил пальцем у виска:

– Чувак, я не твой долбаный инструктор. Просто старшина. Я типа…за вашу мамку или батю. Проверять буду, чтобы у всех была чистая форма, и чтобы вы знали, с какого конца стреляет винтовка. Блять, надеюсь, кроме тебя, никто больше не догадается обращаться со мной, как с Эмберли.

– Я просто без понятия, что тут и как работает, – немного смущенно ответил я,– типа, первое правило Пехоты: делать все, что тебе говорят люди выше тебя по званию.

– Ну, свои мозги тоже не помешает иметь, парень, – отозвался Денни. – Пошли присядем. Ты кто? Не помню, как тебя зовут.

– Марк. А ты Денни, я запомнил.

– Трудно не запомнить своего старшину,– хохотнул он. – Ты откуда?

– Миннесота. А ты?

– Алабама. И, если ты сейчас захочешь спеть, я заставлю тебя драить толчок после того, как в него посрет вся рота, – засмеялся он.

Я рассмеялся вместе с ним. Он создавал впечатление человека, с которым будет не страшно идти в бой.

– Девочка есть? – продолжил Денни,– Или даже жена?

– Нет, никого. Никого нет. А у тебя?

– Жена,– он достал из кармана помятую пачку дешевых сигарет. – Она красотка. Что она во мне нашла, не пойму. Но я– то понимаю, какое мне досталось сокровище, парень. Так что у остальных просто шансов нет. А что твои предки думают по поводу службы?

И я вдруг выложил ему все. Что моих родителей нет в живых, что я просто глупый пацан, который решил, что Пехота решит все проблемы и поможет жить дальше. Денни слушал, не перебивая, но потом сказал совсем не то, что я ожидал услышать. Он сказал:

– Херово, но что поделать. Теперь у тебя есть мы.

Он удивил меня тем, что совсем не жалел меня, в отличие от окружавших меня людей. В этом была прелесть и очарование Пехоты. Пехотинец не будет тебя жалеть, пусть даже у тебя погибнет вся семья, а сам ты будешь на грани смерти. Он просто скажет «херово тебе» и продолжит делать то, что должен. Он не будет жалеть себя, потому что это не то, что он должен делать. Он не будет жалеть никого, и это делает морского пехотинца США самым смертоносным оружием в мире.

Денни был прав: у меня действительно появились те, кто не давал мне расслабиться и раскиснуть. Парни не были бездушными сухарями, они просто четко разделяли прошлое и настоящее. Я попал в их взвод – какой смысл вспоминать то, что было? Пехота живет настоящим, а до прошлого и даже будущего ей нет никакого дела.

Пока я думал над этим, Денни успел выкурить свою сигарету и направлялся обратно.

–– Пошли, – бросил он через плечо,– глянем, как там дела у парней.

У парней между тем все было прекрасно. Все успели познакомиться, пара ребят уже сцепились и теперь сидели рядом на одной койке, изредка хлопая друг друга по плечу и говоря: «А ты нормально так мне вмазал!» После разговора с Денни я посмотрел на них другими глазами. Мне стало как-то более комфортно, что ли.

***

Я мог бы сказать, что потянулись дни тренировочного лагеря, но на деле они все пронеслись словно за пару дней. Мы просыпались, по-моему, еще до рассвета, каждый день Эмберли гонял нас через полосу препятствий, мы учились рукопашному бою, меткой стрельбе и изучали вдоль и поперек свое оружие. «Моя винтовка – это моя винтовка, и другой такой нет», бубнил хор нестройных голосов каждый вечер перед отбоем, словно мы все были в трансе и повторяли одну и ту же молитву.

Свое первое прохождение полосы препятствий я запомнил очень хорошо, потому что облажался. Впрочем, почти все парни облажались, и тогда это немного меня утешило, но от гнева инструктора не спасло. До поступления в Пехоту я занимался спортом не так уж много: отжимания по утрам, иногда пробежки, иногда я качал пресс или вместе с отцом тягал железо. Где-то за месяц до прибытия в лагерь я начал усиленно бегать, не пропуская ни одного дня, и делать больше упражнений, но в первый же день в Пехоте я понял – можно было и не стараться. Я все равно был в пролете.