Падение в песок

Кружок журналистики издал уже второй выпуск газеты, и Адриан удивлялся тому, как много ребят читали ее. Иногда, когда он шел по школьному коридору, к нему подходили незнакомые парни и девушки, кивали и говорили: «А у меня на войне брат/дядя/кузен, спасибо, что пишете обо всем этом». Информацию было легко найти – сложность заключалась в том, чтобы отсортировать ее и постараться подобрать только правдивые факты. Телевизор говорил одно, газеты могли говорить другое, а семья в соседнем доме вообще опровергала все источники массовой информации, держа в руках помятое письмо, из складок которого сыпался песок.

И, если Адриану еще с трудом давалось общение с семьями пехотинцев, Бет находила общий язык со всеми. Она располагала людей к себе с первых минут общения, и они рассказывали ей все: о чем пишут им пехотинцы, что происходит в Пустыне, сколько человек убито. Разумеется, газета не могла опираться только на эти «сведения из непроверенных источников», но кружок старался максимально честно описывать происходящие события.

Ежедневные упражнения, школа, кружок журналистики, прогулки с Бет и работа в кафе – в жизни Адриана происходило слишком много событий, чтобы он поддавался унынию из-за того, что Марк не может ему писать. Адриан словно дал себе внутреннюю установку, что все будет хорошо, и не отступал от этого ориентира ни на шаг. Так было куда легче ждать. Его мать видела, что сын, вместо привычного уныния и потерянности, сосредоточился на определенной цели, и это будто сняло с ее плеч огромный груз. Она видела, что Адриан вернулся домой с разбитым кулаком, но также она видела, что на этот раз он в порядке и он не избит. Она видела, что он молча прикусывает губу, когда по телевизору показывали очередной репортаж, а потом так же молча идет в гараж. Адриан становился все больше похож на Эшли, и она постепенно переставала за него бояться.

***

«Привет, дружище,

Да, давно я тебе не писал. Тут у нас просто жара. Недавно проходили мимо кладбища автомобилей: представь только, огромное шоссе на много миль, и все усеяно сожженными автомобилями. Легковые, грузовые, военные, какие угодно. Ты, наверное, хочешь спросить, сидели ли в них люди. А так как я пишу больше для себя, чем для тебя, то отвечу: да, сидели. Я почти вплотную приблизил свое лицо к лицу покойника, вот что я тебе скажу. И мне даже не было жутко. Мне было в чем-то его жаль. Понимаешь, они все пытались смыться, уехать из города, а на них сбросили огромную, мать ее, бомбу. Она разнесла там все к чертям. Сотни опаленных машин, а внутри опаленные люди. Это стремно, чувак, очень стремно.

Мы вроде скоро должны подойти к Кувейту. Наша цель – освобождение города, но я понятия не имею, что нас там ждет. Может, там будет засада, черт его знает, я без понятия. Мы идем уже много дней, я вроде как устаю, но потом перестаешь замечать усталость. Тупо шагаешь вперед, и все.

Денни совсем сдает. С тех пор, как мы выступили, он стал более серьезным и хмурым, мало улыбается. Конечно, его парит то, что дома его ждет жена и сын. Я говорил тебе про его сына? Ну вот, наш старшина стал отцом. Никому не хочется подохнуть в Пустыне, когда у тебя дома семья.