Падший ангел

— Да… Я ожидала встретить рыцаря в полном смысле этого слова… Любезность, равная таланту, — качества, которые редко сочетаются.

Они вошли в гостиную.

Калишту подвел Ифижению к софе и с дрожью в голосе спросил:

— Чему обязан честью видеть вас, сеньора?

— Постараюсь вкратце изложить свою историю и свою просьбу. Время вашего превосходительства принадлежит благу Родины, и я проявила нескромность, заставив вас провести эти часы вне стен парламента…

— Сеньора, чего стоит благо Родины в сравнении с той честью, которую вы мне оказываете?! — перебил ее Калишту, чье сердце смеялось вместе с устами.

— Я родом из Бразилии. По моей речи вы, вероятно, уже догадались об этом…

— Да! Я заметил необычайную прелесть вашей манеры говорить…

— Мой отец был португальцем, военным моряком, дослужившимся до капитана первого ранга. Он уехал из Португалии вместе с доном Жуаном VI^{239} и в Рио-де-Жанейро женился на моей матери, даме благородного происхождения, но весьма стесненной в средствах. Я родилась в 1830 году, а в 1846 вышла замуж за одного генерала императорской бразильской армии. Моему мужу исполнилось шестьдесят шесть лет. Он эмигрировал в 1834 году в звании бригадира, которое ему присвоил дон Мигел, а чин полковника он получил еще в царствование дона Жуана. Гонсалу Телеш предложил свою шпагу и свой опыт дону Педру II,^{240} он отважно служил империи и поднимался к новым чинам. Я осталась круглой сиротой и жила вместе с родственниками по материнской линии, которые не переставали думать, как укрепить мое положение. Они выдали меня замуж, и если это не даровало мне счастья, то я нашла в лице Гонсалу Телеша отца, друга и наставника.

Два года назад мой супруг умер. Он оставил мне немного, ибо честь не может быть источником наживы, особенно для военных. Незадолго до того как слечь в последней болезни, он сказал мне, что, если однажды я останусь без средств и благодеяний бразильского правительства, мне нужно ехать в Португалию и искать поддержку у каких-нибудь знатных дворян, его родственников, которых он мне перечислил поименно. К этому он добавил, что, если родственники откажут мне в поддержке, я должна добиваться пенсии у государства, принимая во внимание многочисленные заслуги Гонсалу Телеша перед отечеством на протяжении тех тридцати лет, пока он не дослужился до чина кавалерийского полковника.

Уже три месяца, как я в Лиссабоне. Я нашла родственников мужа. Я входила в двери пышных дворцов, проводила долгие часы в роскошных приемных, подобно вдове, просящей милостыню. Но я ждала от родственников мужа поддержки иного рода.

Некоторые из них, как ни старались, уже не смогли вспомнить Гонсалу Телеша де Тейве Понсе де Леона, другие, более почтенного возраста, припоминали его имя и сожалели, что он оставил службу во благо отечества. Когда ни я, ни они уже более ничего не могли сказать, я поднималась, поднимались они, и мы церемонно расставались. То горделивое презрение, которое я к ним испытываю, сеньор Барбуда, позволяет мне сказать, что именно они и отвержены. Мое достоинство, которое всегда со мной, — вот мое богатство. И если я продолжаю носить фамилию мужа, то лишь потому, что он, вероятно, был единственным представителем своего рода, который не запятнал его позором…

— Как хорошо вы говорите, ваше превосходительство, — прервал ее Калишту. — И какое благородство души заметно в ваших словах!

— Несколько дней назад, поскольку дома ничто не могло рассеять мои печальные мысли, я отправилась в парламент. Я последовала за несколькими дамами, которые поднимались на галерею. Какой-то человек потребовал у меня входной билет; билета не было, и я, испытывая некоторый стыд, уже собиралась уходить, когда один из депутатов любезно произнес: «Вот ваш входной билет, сеньора». Я поблагодарила, хотя испытывала желание отказаться. Я поднялась на галерею, когда ваше превосходительство начинали свое выступление. На меня произвели впечатление ваша ясная речь, ваш серьезный вид, ваша осанка… нечто, если позволите так выразиться, более серьезное, чем ваши годы. И вот тогда я вспомнила о совете моего мужа относительно тех имущественных прав, которые должны были перейти ко мне как к его вдове. Я ничего не понимаю в законах и даже не советовалась с теми, кто в них разбирается. Я не знаю даже, имею ли право требовать то, чего никогда не требовал мой муж. Можете ли дать мне ответ вы, ваше превосходительство?

— Нет, сеньора! То, что я сразу же могу вам пообещать — это то, что из уважения к памяти и сединам достойного бригадира, служившего государю дону Мигелу, я не возвышу в парламенте мой скромный голос, прося у врагов дона Мигела вспомоществования для вдовы Гонсалу Телеша.

— В таком случае… — пролепетала дона Ифижения, — моя просьба оказалась напрасной.

— Если вашему превосходительству угодно выслушать меня… Не мешает ли вам дым сигары? — спросил Калишту, поднимаясь.

— Нет, сеньор.

Калишту с театральным жеманством закурил сигару и снова сел, продолжая речь: