— Если бы супруг вашего превосходительства глубоко изучил свое генеалогическое древо, он добавил бы к числу своих португальских родственников еще некоторые имена, не столь известные, но столь же древние. Не столь известные, сказал я; впрочем, славе более известных не стоит завидовать, моя благородная сеньора. Среди тех, кто гордится родством с семействами Телеш, Тейве, а также с леонским родом Понсе де Леон, есть один человек, который отказался от этих фамилий, чтобы не оказаться чересчур нескромным, демонстрируя свое благородное происхождение. Этот человек, моя госпожа и кузина, — я.
— Ваше превосходительство?! — воскликнула Ифижения.
— Да, ибо я не привык говорить о своих предках, не ссылаясь на ученых знатоков родословий, хронистов, а также на генеалогии — как изданные, так и неизданные. Я вынужден избавить вас от речей, впрочем, весьма любопытных, и от приятных исторических сведений. Позднее ваше превосходительство с интересом узнает о союзах, связавших моих предков и предков моего родственника Гонсалу Телеша де Тейве. Таким образом, ваше превосходительство встретили в Португалии близкого человека. Счастливая звезда привела нас обоих в Лиссабон; в счастливый час я уступил настойчивости моих избирателей.
— Я поражена! — вскричала Ифижения. — Существуют волшебные предчувствия! Какой же странной силой меня влекло к вашему превосходительству?! Я поднималась по лестнице вашего дома с несвойственной мне отвагой и заговорила с вами с необычными уверенностью и спокойствием! Я не думала о том, что нахожусь перед кавалером, который может ошибочно и неблагоприятно истолковать мои речи… Словом, я обращалась к вашему превосходительству, как следует обращаться… к кузену…
— И прежде всего, к другу. Как друг, я осмелюсь осведомиться, каково нынешнее положение вашего превосходительства.
— Отвечу начистоту. Когда я приехала в Лиссабон, мои средства позволяли мне в течение двух лет вести скромное существование. Однако через три месяца, обнаружив, что мне ни от кого не следует ждать поддержки, а также, что напрасны мои надежды получить возмещение за труды, понесенные моим мужем, я решила найти работу, дабы не истратить свои сбережения. Мне попалось на глаза объявление, приглашавшее в колледж учительницу английского и французского языков. Я была достаточно уверена в своих силах и предстала перед дирекцией. Когда я заговорила по-французски, они решили, что я родилась во Франции; мои познания в английском языке были сочтены весьма удовлетворительными. Я решила, что мое положение улучшается, но ошиблась. Меня преследует роковой дар, присущий некоторым женщинам, — говорят, что я еще не состарилась и не подурнела…
— Как же любезны те, кто говорит это! — прервал ее Калишту, весело смеясь.
— Однако этот случай, которым многие женщины гордились бы, превратился для меня в пытку. Никто не хочет верить, что мое сердце скрыто под тем же саваном, что и мой муж, что я зарыла его в той же могиле и что я, если бы смогла, эту жалкую красоту скрыла бы под той же надгробной плитой, где покоится мой отец.
— Кузина, вы твердо убеждены в том, что отреклись от всех сердечных радостей? — спросил Калишту, уже раненный в глубине души этим разочарованием в страсти, которая сжигала его, возрастая с ужасающей быстротой!
— От всех, которые были бы несоответственны моему положению вдовы.
— Но если бы Провидение даровало вам достойного супруга…
— Достойные супруги — это лишь те, кто лелеют жен, словно дочерей; те, перед кем жены трепещут, как перед отцами; те, для кого вся жизнь заключена в узком семейном кругу, в покое и тишине душ, молча созерцающих друг друга, в то время как голоса их сердец уже ничего не могут сказать. Я познала это утешение рядом с истинным отцом, который отдал мне всю свою мудрость, когда рука его была уже не в силах держать шпагу. Обстоятельства моего прошлого не могут повториться; я вспоминаю их с печалью, но даже в малейшей степени не помышляю о том, чтобы снова их пережить. Вот, ваше превосходительство, мой искренний рассказ о себе. Он должен сказать вам, что жизнь учительницы, которую я приняла, наполнена для меня неудовольствиями и неприятностями, делающими меня несчастной.
— А что могло бы сделать ваше превосходительство счастливой? — перебил ее Калишту.
— Жизнь в маленьком домике между двумя деревьями — с моими книгами и воспоминаниями. Я требую слишком многого, поскольку есть состоятельные люди, которые никогда не смогли достичь этого счастья, столь скромного на взгляд.
Калишту внезапно поднялся, приблизился к бразильянке, торжественно взял ее за руку и заговорил серьезно и ласково: