Палеонтология антрополога. Том 3. Кайнозой

Мареммская фауна просуществовала в своём благостном равновесии примерно полтора миллиона лет, но никакая идиллия не бывает вечной. Уровень Средиземного моря упал, мосты суши соединили остров с континентом, и 6,7 млн л. н. пришли звери, закалённые суровым материковым естественным отбором. На месте мелких островных антилоп и жирафов появились олени Paracervulus australis, Procapreolus loczyi и Tuscomeryx huerzeleri, свиньи Propotamochoerus paleochoerus, носороги Dicerorhinus megarhinus и Stephanorhinus, тапиры Tapirus arvernensis, лошади Hippotherium malpassii, а ореопитеки были моментально вытеснены колобусами Mesopithecus. Самое же главное – хищники: саблезубые Machairodus не оставили никаких шансов расслабленным островитянам. Ещё чуток позже добавились дикобразы Hystrix primigenia, некрупные антилопы Samotragus occidentalis и антилопобразные быки Parabos, свиньи Propotamochoerus provincialis, лошади Hippotherium malpassii, гиены Plioviverrops faventinus и волки Eucyon monticinensis, а все эндемики выветрились окончательно. Наверное, ореопитекам должно было быть обидно, ведь лесов стало даже чуть больше, так что для обезьян условия временно улучшились. Кстати, эти экологические изменения показывают, что причиной вымирания местной фауны были именно вторженцы – конкуренты и хищники.

* * *

Большим островом оставалась и Южная Америка; она стала даже более изолированной, так как связь с Австралией через Антарктиду окончательно прервалась.

Как на любом приличном острове, животных тут заносило во всякие странности. На границе олигоцена и миоцена окончательно главными хищниками Южной Америки стали гигантские нелетающие птицы фороракосы – с огромными мощными клювами с крючком на конце, длинноногие, с кривыми когтями, немало похожими на когти теропод-дейнонихов. В первой половине миоцена самый страх наводил Phorusrhacos longissimus – при высоте 2,5 м, весе 130 кг и длине черепа 65 см ему это неплохо удавалось. Конечно, не все были настолько чудовищными: Patagornis marshi имел вдвое меньшие размеры, что, конечно, мало утешало тех зверушек, кого он клевал своим крючковатым клювом. В середине эпохи пришла смена в лице Kelenken guillermoi, ещё более ужасного: череп в 72 см является абсолютным рекордом для птиц, а длинные ноги явно свидетельствуют о быстроте этого монстра. Позднемиоценовые Devincenzia pozzi размером с классического фороракоса и полутораметровый Andalgalornis steulleti не оставили южноамериканским зверям надежд на отдых; в последующем их потомки терроризировали местную фауну ещё миллионы лет. Правда, некоторые палеонтологи сомневаются, могли ли фороракосы так уж активно охотиться, ведь их клювы были прочны только для вертикальных нагрузок, но слабы для боковых, так что якобы эти птицы не могли ловить больших зверей, а тюкали всякую мелочь или отнимали добычу у других хищников. Впрочем, как показывает практика, после долбёжки по макушке, тем более полуметровым клевцом, не все могут соображать, трепыхаться и вырываться, вернее, могут не только лишь все, мало кто может это делать.

Phorusrhacos longissimus

Работа над ошибками

Первая найденная нижняя челюсть фороракоса была признана Флорентино Амегино челюстью гигантского беззубого млекопитающего Phorusrhacos longissimus; для Южной Америки такое чудо не казалось таким уж чудом. Через пару лет тот же учёный предложил изменение названия на Phororhacos, и обычно именно транскрипция «фараракос» используется на русском языке. Ещё через пару лет всё тот же Флорентино Амегино разобрался в путанице и определил фороракоса как птицу.

На фоне фороракосов хищничавшие в тех же пампасах кариамы Noriegavis santacrucensis уже не выглядели чем-то страшным.