Лжевластью ослепленный, он шагал,Поддельный Цезарь, вслед за неподдельным,Но римлянин прошел другой закал:Страсть и рассудок — все в нем было цельным.Он был могуч инстинктом нераздельным,Который все в гармонии хранит,Гость Клеопатры{336} — подвигам смертельнымЗа прялкой изменяющий Алкид{337}, —Который вновь пойдет, увидит, победит{338},
91
И вот он Цезарь вновь! — А тот, хотящий,Чтоб стал послушным соколом орел,Перед французской армией летящий,Которую путем побед он вел, —Тому был нужен Славы ореол,И это все. Он раболепство встретил,Но сердцем был он глух. Куда он шел?И в Цезари — с какою целью метил?Чем кроме славы жил? Он сам бы не ответил.
92
Ничто иль все! Таков Наполеон.А не накличь он свой конец печальный,Он был бы, словно Цезарь, погребен,Чей прах топтать готов турист нахальный.И вот мечта об арке Триумфальной,Вот кровь и слезы страждущей Земли, —Потоп, бурлящий с силой изначальной!Мир тонет в нем, и нет плота вдали…О боже, не ковчег, хоть радугу пошли!
93
Жизнь коротка, стеснен ее полет,В суждениях не терпим мы различий.А Истина — как жемчуг в глуби вод.Фальшив отяготивший нас обычай.Средь наших норм, условностей, приличийДобро случайно, злу преграды нет.Рабы успеха, денег и отличий,На мысль и чувство наложив запрет,Предпочитают тьму, их раздражает свет.
94
И так живут в тупой, тяжелой скуке,Гордясь собой, и так во гроб сойдут.Так будут жить и сыновья и внукиИ дальше рабский дух передадут,И в битвах за ярмо свое падут,Как падал гладиатор на арене.Не за свободу, не за вольный труд, —Так братья гибли: сотни поколений,Сметенных войнами, как вихрем — лист осенний.
95
О вере я молчу — тут каждый самРешает с богом, — я про то земное,Что так понятно, ясно, близко нам, —Я разумею, то ярмо двойное,Что нас гнетет при деспотичном строе,Хоть нам и лгут, что следуют тому,Кто усмирял надменное и злое,С земных престолов гнал и сон и тьму,За что одно была б вовек хвала ему.
96
Ужель тирану страшны лишь тираны?Где он, Свободы грозный паладин,Каким, Минерва девственной саванны,Колумбия, был воин твой и сын?{339}Иль, может быть, такой в веках один,Как Вашингтон{340}, чье сердце воспиталосьВ глухих лесах, близ гибельных стремнин?Иль тех семян уж в мире не осталосьИ с жаждой вольности Европа расквиталась?