Память сердца

Девять дней и девять ночей в отличном двухместном купе пролетели незаметно. Поезд безостановочно мчался по Транссибу под мерный перестук стальных колёс и сиплый посвист паровозного гудка – сквозь тысячекилометровые пространства Дальнего Востока и Даурских степей, Восточной и Западной Сибири, сквозь Уральские горы, по Среднерусской равнине – в самое сердце великой страны. И вот она – Москва! Красная площадь, древние кремлёвские стены и Мавзолей Ленина! Костя не чуял под собой ног, когда передвигался в огромной толпе, тянущейся по булыжникам через всю площадь к страшному склепу. Словно во сне, медленно сходил по гранитным ступеням. Ещё несколько метров, и вот он в святая святых! Под хрустальным куполом, словно заснувший идол, лежит в своём ложе Владимир Ильич Ленин – гениальный революционер, основатель первого в мире социалистического государства, друг детей и непримиримый борец за правду и справедливость во всём мире, за всех угнетённых и обездоленных, против засилья мирового капитала, против буржуев и проклятых капиталистов! – Так говорил отец, и то же самое безотчётно чувствовал Костя, когда, словно во сне, передвигался в молчаливой толпе среди мрачных лиц и горящих взоров. Ему было жутко в этом тёмном склепе, где, казалось, время остановилось. А когда он увидел безжизненное восковое лицо, мёртво сложенные руки, словно вылепленные из воска, когда ощутил тошнотворный, кружащий голову запах – ему сделалось дурно, захотелось поскорее убежать из этого страшного места. Но уйти было нельзя, отец крепко держал его за руку, вокруг стеной стояли люди, а у самых стен стояли навытяжку красноармейцы с отполированными штыками. Костя чувствовал подступающий к сердцу ужас, ему всё труднее было дышать; он едва переставлял ноги, низко опустив голову и думая лишь о том, чтобы не грохнуться без чувств на гранитные плиты…

Этот пасмурный день крепко врезался ему в память. Ни за что на свете не пошёл бы он снова в этот страшный склеп. И на Красную площадь тоже не пошёл бы. Москва оказалась совсем не такой, как ему представлялось. Он думал увидеть здесь великолепные дворцы, белокаменные башни и сказочных богатырей; может даже, расписные каравеллы с раздувшимися парусами, плывущие по Москва-реке навстречу восходящему солнцу… Вместо этого унылая осенняя погода, ледяной ветер, пустынные громады улиц и хмурые жители столицы, всё куда-то спешащие, думающие о чём-то своём, зыркающие глазами так, что хотелось спрятаться. Было много милиции и военных, а ещё была разлита в воздухе безотчётная тревога; шелестящий ужас лился неслышным потоком по улицам и проспектам, проникал в дома и в души испуганных людей. Костя не знал о том, что в огромном городе идут повальные аресты. Каждую ночь снуют по гулким улицам «чёрные воронки» и «эмки», обитатели огромного мегаполиса не спят тоскливыми осенними ночами, каждую секунду ожидая услышать страшный стук в дверь. От ареста не был застрахован никто, все это безотчётно чувствовали. Три месяца назад закончился суд над героем Гражданской войны командармом Тухачевским. Первого советского маршала расстреляли двенадцатого июня – как предателя и немецкого шпиона. Вместе с ним казнили других видных военачальников – Якира, Уборевича, Путну, Эйдемана, Примакова и Корка; в расход были пущены тысячи командиров победоносной Красной Армии! В эти же погожие летние деньки арестовывали своих же, чекистов – доблестных сотрудников НКВД, чем-то не угодивших родной власти, для которой они уж так старались, так старались – просто из кожи вон лезли! В их число попал и Глеб Иванович Бокий – соратник Ленина и непосредственный начальник Костиного отца. Да что там Бокий, когда врагом народа и предателем был объявлен глава НКВД Генрих Ягода!

Бокий будет расстрелян в ноябре тридцать седьмого. Ягоду расстреляют в марте тридцать восьмого. В эти же сроки будут расстреляны сотни тысяч ни в чём не повинных людей по всей огромной стране. Каждый день в застенках НКВД убивали по тысяче и более человек. Всё это на протяжении двух нескончаемых лет. Эти жуткие казни, этот абсурд совершался у всех на глазах, но рядовые граждане вели себя так, будто ничего не происходит. Взрослые ходили на работу. Дети исправно посещали школу и делали уроки. По привычным маршрутам ездили трамваи и автобусы, восхищал своими размерами только что открытый метрополитен, театры каждый вечер показывали всё новые спектакли, а синематографы радовали публику весёлыми комедиями. В московских магазинах можно было купить белый хлеб и колбасу, сахар и конфеты – всё то, чего давно уже не было в провинции.