Память сердца

Всё это предстояло узнать Косте, узнать – и пронести это знание через всю свою жизнь. Он, конечно, ни о чём таком не думал, сходя по трапу на заснеженный берег Нагаевской бухты, а только лишь вертел головой и с усилием втягивал в себя резкий, ледяной воздух, от которого кружилась голова и резало грудь. Отец его хотя и предчувствовал надвигающуюся опасность, но вслух ничего не говорил. Да и что значили слова в такой ситуации? Вершилось что-то такое, что выходило за рамки понимания и здравого смысла, чему нельзя было помешать, как ни крути и что ни придумывай. Это тоже отец безотчётно чувствовал. Держа сына за руку, он тяжко ступал по заснеженному берегу, пряча лицо от задувающего сбоку ветра. Никто его не встретил на берегу, и это неприятно поразило его. Зато встречали приехавших с ними чинов – Павлова, Гаранина, Ходырева, Гаупштейна, Метелева и Сперанского. Все они чувствовали себя очень уверенно, посматривали по сторонам по-хозяйски; от этих взглядов окружающие ёжились и отводили глаза. Был среди встречавших и Берзин; он держался с достоинством, и хотя улыбался, но не заискивал. Он ещё не знал, что через три дня он покинет неласковую колымскую землю, чтобы никогда сюда не вернуться. Этой суровой земле он отдал шесть лет своей героической жизни. При нём здесь стали добывать золото в промышленных объёмах, при нём заключённые получали зачёты, хорошо питались и были тепло одеты. И хотя было очень трудно и опасно, но не было бессмысленной жестокости, не было массового уничтожения людей, зато была создана более или менее разумная система, оставлявшая человеку шанс остаться человеком даже в таких жесточайших условиях.

Несколько первых дней прошли спокойно: Костя ходил в школу, навёрстывая упущенное, а его отец каждое утро уезжал на работу и возвращался за полночь. Он входил в дом с мрачным выражением на лице и долго обхлопывался от снега возле порога, затем снимал шубу и валенки и проходил к столу. Костя отчего-то робел, боялся спросить отца, как у него дела. А отец всё молчал, всё отводил взгляд; молча резал хлеб и сало, садился за стол и, тяжко вздохнув, приступал к ужину. В какой-то момент поворачивал голову и говорил со значением:

– Так-то, брат!

Не получив ответа, спрашивал:

– Как твоя учёба?

– Нормально, – отвечал Костя раздумчиво, хотя ничего нормального не было. К урокам он утратил всякий интерес и отчаянно жалел теперь, что не остался в Иркутске с матерью. Теперь он точно знал: его дом там! Там его друзья, знакомые с детства улицы и родная школа, в которую он ходил с первого класса и в которой знал каждый уголок. Он с какой-то даже нежностью вспоминал учителей и свои тетрадки с прописями, в которых он делал кляксы и выводил каракули. Там всё было тёплое, родное, понятное. А здесь один лишь холод и недоброжелательство. А ещё – нарастающий страх. Костя стал бояться каждого стука в доме, вдруг зазвеневшего стекла, подъехавшей машины. Он и сам не мог понять, чего боится и откуда взялся этот страх. Но он видел, что отец его тоже боится. Не спит по ночам, часто встаёт и курит у печки, сидя на табурете и отвернувшись в угол. Всё чаще он вздыхал и думал о своём.

Однажды вечером он сообщил, как бы между делом:

– Протасова арестовали!

Костя подумал секунду…

– Кто это? – спросил.

Отец едва заметно усмехнулся.

– Мой заместитель. Карьерист и трепач, но не враг. Это я точно знаю! Ему в прошлом году орден дали. Хватило же ума переплыть ледяную реку в самый мороз! Нужно было провод прокинуть на другой берег, вот он и полез. Выслужиться хотел перед Берзиным. Ну дали ему «Красное Знамя», добился своего. А теперь обвиняют во вредительстве. А какой же он вредитель? Дурак, карьерист, и больше ничего. Этак и меня можно обвинить в чём угодно!

Костя вскинулся:

– Но ты же не враг?

Отец посмотрел на него с удивлением.

– Конечно нет. А ты что, сомневаешься?

– Да нет, ты меня не так понял!

Отец устало покачал головой, на лице показалась виноватая улыбка.

– Ты вот что, если со мной что-нибудь случится, сразу езжай домой, к матери. Один тут не живи!

– А что с тобой может случиться?

– Я этого не знаю. На всякий случай говорю.

Отец отвернулся. Видно было, что эти слова дались ему с трудом. Он не хотел пугать сына. Но и должен был дать ему свой отцовский наказ – на самый крайний случай.

А события были всё диковинней. В конце декабря поползли слухи об аресте Берзина. Шёпотом передавали друг другу подробности: сняли с поезда под самой Москвой. Теперь он в тюрьме и уже даёт показания!