— Лучникам Кандора на востоке, — ответил посыльный. — Они находятся слишком далеко от основного поля боя, и лорд Агельмар считает, что будет лучше, если они продвинутся вперед и будут обстреливать Повелителей Ужаса.
Лучники, вероятно, думали, что легкая конница салдейцев еще на месте, салдейцы думали, что лучники останутся на своих позициях, резервы думали, что те и другие будут оставаться на своих позициях после того, как они отойдут.
Это все еще могло быть совпадением. Агельмар работает слишком много или у него был более грандиозный план, неведомый другим генералам. Никогда не обвиняй человека в убийстве, пока сам не будешь готов убить его своим собственным мечом.
— Отставить приказ, — холодно произнес Лан. — Вместо этого отправь салдейских разведчиков с особым поручением за эти восточные холмы. Скажи им высматривать там признаки присутствия укрытых сил отродий Тени, готовых внезапно ударить по нам. Предупреди лучников, чтобы готовились к стрельбе, затем вернись с ответом. Давай быстро, но никому, кроме самих лучников и разведчиков, не говори о том, что ты делаешь.
Мужчина выглядел смущенным, но отдал честь. Агельмар — командующий этой армией, но у Лана, как Дай Шана, было последнее слово, и в этой битве только у Илэйн было больше власти, чем у Лана.
Лан кивнул двум солдатам из Высшей Гвардии. Вашим и Джерал были Малкири, и его уважение к ним сильно выросло за последние несколько недель, проведенных в совместных сражениях.
«Свет, прошли только недели? Ему казалось, что месяцы…»
Он отогнал эту мысль, когда двое Малкири последовали за посыльным, чтобы убедиться, что тот все сделает, как велено. Лан решит, что происходит, только когда все факты будут на лицо.
Только тогда.
Лойал не много знал о войне. Не нужно много знать, чтобы понять, что Илэйн проигрывала битву.
Он и другие Огир сражались, противостояли многотысячной орде троллоков — вторая их армия, которая пришла с юга, огибая город. Арбалетчики из легиона Дракона прикрывали Огир с флангов, залп за залпом выпуская стрелы, после того, как троллоки ударили по ним и оттеснили назад. Враг рассеял истощенную тяжелую конницу Легиона. Отряд копейщиков отчаянно старался удержаться против потока наступающих троллоков, а Волчья Гвардия из последних сил цеплялась за разорванную уже линию обороны на другом холме.
Он урывками слышал, что происходило в других местах сражения. Армия Илэйн сокрушила северную группировку троллоков и добивала ее, и Огир сражались, прикрывая драконов, стрелявших с холма выше по склону, все больше солдат прибывало к ним на подмогу. Но они все были окровавлены, истощены и ослаблены.
Свежая армия троллоков наверняка сокрушит их.
Огир пели песню траура. Эту погребальную песнь они пели лесам, которые должны были погибнуть, или большим деревьям, которые погибали в бурю. Это была песня потери, сожаления, обреченности. Он присоединился к заключительному рефрену.
Он убил рычащего троллока, но еще один впился зубами ему в ногу. Он взревел и прервал песню, схватив троллока за шею. Лайал никогда не считал себя сильным, как другие его собратья, но он поднял троллока и швырнул в тех, кто шел следом.
Люди — они такие хрупкие — все были мертвы, их тела лежали вокруг него. Их смерть причиняла ему боль. Каждому отпущено такое короткое время на жизнь. Несколько еще живых солдаты продолжали сражаться. Он знал, что люди воображали себя больше, чем были на самом деле, но здесь, на поле боя, где столкнулись Огир и троллоки, они казались детьми, крутившимися под ногами.
Нет. Он не станет так о них думать. Мужчины и женщины сражались храбро и яростно. Не дети, но герои. И все-таки когда он видел их гибель, уши его невольно оттягивались назад. Он снова начал петь, уже громче, и на сей раз это была не песня траура. Это была песня, которую он прежде не пел, песня роста, но не одна из знакомых ему песен дерева.
Он ревел ее громко и гневно, размахивая топором. И вокруг зазеленела трава, жизнь давала всходы. Рукояти троллоковых копий начали прорастать, и на них появились листья. Многие монстры зарычали и в панике побросали это оружие.
Лойал сражался. Эта песня не была песней победы. Это была песня жизни. Лойал не собирался умирать здесь, на этом склоне.
Свет! Он должен закончить свою книгу, прежде чем умрет!
Мэт стоял в штабе Шончан в окружении скептически настроенных генералов. Мин только что вернулась, после того как ее забрали и переодели в одежду Шончан. Туон ушла по каким-то своим императорским делам.
Глядя на карты, Мэт снова почувствовал желание ругаться. Карты, карты и еще раз карты. Кусочки бумаги. Большинство из них были нарисованы писцами Туон в угасающем свете предыдущего вечера. Откуда уверенность, что они точны? Мэт видел однажды, как уличный художник рисовал красивую женщину поздним вечером в Кэймлине, и получившееся изображение можно было продать за золото с тем же успехом, что и мертвого Кен Буйе в платье.