Памяти Пушкина

Из журнальных статей 50-х годов, вызванных изданием Анненкова, замечательны статьи Каткова в «Русском вестнике» 1856 года. Написанные толково, живо и бойко, они касаются всего более значения Пушкина в истории русского литературного языка и поэзии как искусства. И Катков стоит за общие положения эстетики, высказываясь против оппозиции всякой теории. Мы увидим, что оппозиция эта получит определенное выражение в статьях Чернышевского, Писарева и др. Катков разбирает известные стихотворения Пушкина о значении поэзии и поэта как жреца («Чернь» и др.) и восстает против романтических воззрений на бессознательность, на болезнь творческого процесса. Напротив, критик признает, что состояние творчества есть состояние здравого и трезвого духа, что художник, как и мыслитель, сохраняет в минуту деятельности всю свою умственную свободу и что даже, напротив, такая минута есть в человеке состояние высшей внутренней ясности (Р.В. 1856 г., т. I, 161 стр.), «цельности сознания» (163), постижения истины как знания и творчества языка, литературной формы как красоты. Отсюда вдохновение есть только творческое созерцание жизни и истины (308). Касается критик и вопроса, который в статьях Писарева получил резкое выражение. «Требуйте, – говорит Катков (313), – от искусства прежде всего истины; требуйте, чтобы художественная мысль уловляла существенную связь явлений и приводила к общему сознанию все то, что творится и деется во мраке жизни; требуйте этого, и польза приложится сама собою, польза великая, ибо чего же лучше, если жизнь приобретает свет, а сознание – силу и господство?» Итак, Катков принял теорию великого поэта о свободе творчества; однако критик не увлекся безусловным поклонением Пушкину, признавая за ним главное значение как художника и великого объединителя в области русского слова. В таком смысле подчинения русской народности как культурной силе разнообразных племен, населяющих Россию, Катков растолковал известные стихи «Памятника» 1836 года. Особенностью пушкинской поэзии и как бы ее недостатком Катков считает отсутствие в ней последовательного развития, сухость прозаического изложения, увлечение лирикой, отдельными моментами, мгновением, искусственной формой стиха. «Капитанская дочка», – говорит Катков, – изобильная прекрасными частностями, не составляет определенного и сильно организованного целого. В рассказе нельзя не заметить той же самой сухости, которою страдают все прозаические опыты Пушкина. Изображения либо слишком мелки, либо слишком суммарны, слишком общи. И здесь также мы не замечаешь тех сильных очертаний, которые дают нам живого человека или изображают многосложную связь явлений жизни и быта» (т. II, 294). Здесь уместно привести выдержку из «Отеч. записок» 1856 года (т. CVI, Отд. III, 78–79) по поводу статей Каткова: «Отдадим полную справедливость автору, поставившему себе целью по поводу нового издания сочинений Пушкина, коснуться общих вопросов эстетики, пересмотреть основные понятия об искусстве. Действительно, вопрос о художестве следовало поднять. Художественная критика (стр. 80: с разбора Кронеберга «Макбета» в 20-х годах и еще более с половины 30-х годов, с критики Пушкина и Гоголя), некоторое время господствовавшая у нас исключительно, не умерла (она и не может умереть), а разве замерла. Сначала вытеснила ее критика, обращавшая главное свое внимание на современные вопросы общества, иногда вовсе не литературные. Интерес разбора сосредоточивался не на отношении поэтического произведения к требованиям искусства, а на согласии или несогласии его содержания с понятиями, критика об идеале общественного устройства. В первом случае произносилось одобрение, во втором – осуждение. Заметим, что эта точка зрения производила весьма сильное и весьма полезное действе на читателей, которые, признавая критериум критики законным, не требовали от нее других оснований, ближайших к области литературы. Иногда ничтожная книжонка, которую легко было исключить даже из библиографического списка, представляла благоприятный случай поговорить о чем-нибудь очень дельном и важном. Зато библиография имела в то время свое значение как критика общественных нравов, как толки о предметах, достойных размышления. Потом, с установлением понятия о литературе как выражении общества, наступила критика историческая, показывавшая отношение словесных произведений к современной им эпохе, к состоянию народной жизни в известное время. Художественная критика не лишилась при этом ни своего существования, ни своего назначения: только в ней принято соблюдать тот же исторический метод на том основании, что литературные теории вообще, художественные в особенности подлежат также развитию и, следовательно, также имеют свою историю; почему прежде всего надобно относить словесные произведения в современной им литературной или художественной теории, а не осуждать их без милосердия на основании позднейших, в наше время постановленных начал. «Как бы то ни было, но интерес художественной критики уступил свое место другим, более существенным и насущным интересам».