Памятники средневековой латинской литературы X-XII веков

4. Между тем, однако, ему улыбалось телесное здравие, юношеское веселие, мирское благоденствие; и вот духовная его ревность о благочестивом намерении начала мало-помалу ослабевать, так что он более вступал на мирские стези, нежели порывался их оставить и стать монахом. Притом и к ученым занятиям, особливо для него привычным, он начал охладевать и прилежать к юношеским забавам. Все же почтительная нежность и нежная почтительность, каковые питал он к матери своей, несколько удерживали его от такого поведения; когда же она скончалась, тут уже корабль сердца его как бы утратил якорь и почти унесен был волнением моря житейского. Однако Бог всемогущий, наперед ведая, что сотворит из него, не попустил душе его погибнуть через пользование мирским благополучием, но воздвиг на него горестную семейную брань, сиречь воспламенил душу отца столь яростной ненавистью против него, что его добрые дела озлобляли отца не менее, если не более, нежели дурные. Сын нимало не мог смягчить отца смирением, но чем более смиренным являл себя, тем более ожесточившимся видел его. Усматривая, сколь это непереносимо, и страшась, как бы не воспоследовало еще горшее, он предпочел скорее отказаться от родительского дома и родного края, чем навлечь на отца или же на самого себя от такого оборота дел бесчестие.

Итак, приготовив все, что потребно в дорогу страннику, он оставляет родной край, сопровождаемый одним услужавшим ему человеком духовного звания. Когда случилось ему во время перехода через перевал Мон-Сени утомиться, изнемогши от непривычки к таким трудам, он попытался восстановить силы, жуя снег; ничего съедобного под рукой не было. Когда служитель его приметил это, он опечалился и принялся искать с тщанием, нет ли чего съестного в котомке, что нес их осел, и тотчас же в противность ожиданию нашел в ней белейший хлебец. Насытясь им, Ансельм восстановил свои силы и был здравым возвращен к жизни.

5. Проведя затем около трех лет частью в Бургундии, частью же во Франции, он отправляется в Нормандию, устремляет путь к Авраншу, одному из городов этой провинции, и некоторое время остается там, но затем приходит в Бек, желая увидать, услыхать и воспользоваться обществом некоего магистра по имени Ланфранк; как известно, то был муж весьма добродетельных нравов, высокого благочестия и достославной мудрости, так что необычная его слава распространялась повсюду и приводила к нему достойнейших людей духовного звания со всех частей земли. Итак, Ансельм, приступив к означенному мужу и усмотрев несравненную его мудрость, подчиняет себя его учительству и через малое время становится к нему близок предпочтительно перед прочими учениками. Днем и ночью занимается он науками, притом не только получая уроки Ланфранка по своему желанию, но и с тщанием обучая других по их просьбам. Меж тем как тело его среди таковых занятий изнуряемо было бдением, гладом и хладом, пришло ему на ум, что если когда станет он монахом, как положил в свое время, тяжелее того, что он терпит, ему терпеть не придется; но в монашестве он не утратит плоды своих трудов, а будет ли сохранен таковой плод и в миру, усмотреть невозможно. Поразмыслив обо всем этом, он начал устремлять все свои намерения к тому, как угодить Богу, и, презрев мир с соблазнами его, доподлинно возжелал стать монахом.

6. Что же дальше? Он раздумывает, где сможет принести больше пользы, в чем было его желание, и рассуждает сам с собой вот каким образом. «Так, — говорит он, — буду я монах. Но где? Если в Клюни или в Беке, тогда потеряно все время, что потратил я на ученье: ибо как в Клюни строгость устава, так в Беке умственное превосходство обретающегося в нем Ланфранка обрекут меня на то, чтобы оказаться там бесполезным, а здесь излишним. Итак, намерение мое я осуществлю в такой обители, где и познания мои смогу показать, и пользу многим принести». Все это сам он частенько рассказывал, подтрунивая над собой, а затем, задумавшись, добавлял: «Еще не был я укрощен, еще не возросло во мне презрение к миру; и вот я воображал, будто увлекаем любовью к людям, и не примечал, сколь пагубны мои помыслы».

Но затем он сказал, углубясь в самого себя: «Что же? Это ли значит быть монахом: желать, чтобы тебе предпочтительно перед всеми принадлежали первенство, почет, важность? Нет. Так отложи строптивость и становись монахом там, где в согласии с правдой ты ради Бога поставишь себя после всех, перед всеми умалишься, перед всеми лишишься важности; и где же это может быть? Где же, как не в Беке? Там я не буду ничего значить тем вернее, что там обретается он, кто, просиявая светом чрезвычайных познаний, для всех достаточен, для всех почтенен, для всех любезен. Итак, там успокоение мое; там единственно Бог будет заботой моею, там одна любовь к нему будет размышлением моим, там блаженное и непрестанное памятование о нем будет счастливым утешением и насыщением моим». Так он думал, так желал, так надеялся...

Глава 2