Памятники средневековой латинской литературы X-XII веков

8. ...Итак, Ансельм, оставив все и покинув мир, стал в Беке монахом на двадцать седьмом году своей жизни. Киновией этой правил тогда владыка, аббат по имени Херлуин, муж дряхлолетний и пользовавшийся весьма хорошей славой; был он в той обители первым аббатом и сам выстроил монастырь от основания на свои родовые средства. Ланфранк, уже многократно нами поименованный, исполнял должность приора. Что до Ансельма, едва ставшего монахом, то он ревностно подражал житию тех, кто являл особливое благочестие; или скажем так: он настолько сообразовался во всем с велениями благочестия, что собственное его житие могло дать довольно образцов для подражания любому ревнителю благочестивой жизни во всей обители. Так в продолжение трех лет он день ото дня продвигался в духовном преуспеянии все далее, будучи для всех велик и почтенен.

9. Когда же достойнейший Ланфранк приял бразды правления киновией, что в Каэне, Ансельм был облечен саном приора. Обретя через это большую возможность послужить Богу, он отныне отдавал этому всего себя, все свое время, а мир и всякое попечение о мирском всецело исключал из своих помыслов. Притом совершилось, что будучи непрестанно погружен в раздумия о Боге и о священных науках, он достиг таких высот божественного умозрения, что сумел самые темные и дотоле не решенные вопросы о сущности Бога и о вере нашей постичь, постигнув же изъяснить и очевидными доводами доказать, что сказанное им здраво и католично. К Священному писанию являл он великое доверие и в несокрушимой твердости сердца веровал, что в нем нет ничего, каким-либо образом отклоняющегося от стези надежной истины. Потому он чрезвычайно ревностно устремлял свой дух в то, что там преподано, так что по вере своей сподобился постичь умственным рассуждением сокрывавшееся под покровом обильного мрака.

И вот случилось в некую ночь, что перед уставным бдением был он углублен в подобные предметы и бодрствовал на ложе своем, размышляя сам с собою и силясь уяснить себе, как это пророки во время оно прозревали прошедшее и будущее, словно бы настоящее, и с твердой уверенностью возвещали, будь то в слове изустном или записанном. И вот, когда он весь погрузился в эти мысли и чрезвычайно желал уразумения, вперяя во тьму лучи глаз своих, узрел он сквозь толщу стен спального покоя и церковного покоя, как монахи, на обязанности которых это лежало, обходили алтарь и прочие части церкви, приготовляя все к утреннему богослужению и возжигая лампады, и как, наконец, один из них взял в руки прут и для пробуждения братий ударил по билу, на каковой звон сонм братий начал вставать с лож своих. Ансельм же дивился случившемуся и через это уразумел в себе самом, что для Бога бесконечно легко в духе явить будущее пророкам, коль скоро и ему было даровано узреть происходящее телесными очами сквозь столько препятствий.

10. Осиянный с тех пор извнутри прозорливейшим светом премудрости, он настолько проник по вразумлению тонкостного ума в нравы каждого пола и возраста, что когда беседовал он с людьми всенародно, можно было приметить, как открывает он каждому тайны его сердца. Притом он снимал покров с истоков и самых, если можно так сказать, семян и корней, а равно и с возрастания всех добродетелей и пороков, и словами яснее солнца вразумлял, как одно стяжать, другое же избегнуть или одолеть. В нем видна была такая сила благого совета, что вне сомнения Дух совета основал престол в его груди. Сколь ревностен и терпелив был он в святых увещаниях, и рассказывать излишне, коль скоро все знают, как он оставался неутомимым и тогда, когда почти все слушатели ощущали утомление. Если о святом Мартине говорится, что на устах его всегда в изобилии обретались и Христос, и справедливость, и все, что относится к нуждам истинной жизни, то мы нимало не поколеблемся в согласии с правдой повторить слова эти об Ансельме.

По сему случаю читатель и сам вспомнит, как Ансельм некогда не без откровения о будущих временах утешен был в видении белым хлебом с трапезы Господней.