Памятники средневековой латинской литературы X-XII веков

Зато отрывок из поэмы Бернарда Морланского (середина XII в.) «О презрении к миру» снова возвращает нас к тем же поэтическим установкам, которые мы видели в секвенциях Адама Сен-Викторского. Поэма, посвященная около 1140 г. аббату Петру Достопочтенному, состоит из трех книг общим объемом около трех тысяч стихов и являет собой типичный образец средневековой проповеди: она открывается пронзительным видением Страшного суда и Небесного Иерусалима, затем переходит к темам бренности плоти и порчи нравов, обличает неверие мира и властолюбие Рима, черную магию и противоестественные пороки, чтобы в конце призвать читателя к совместной молитве о просветлении умов и умягчении сердец. Сюжет, как мы видим, очень серьезный, и Бернард относится к нему со всей возможной прочувствованностью; но литературному щегольству это отнюдь не мешает. Размер поэмы, выбранный сознательно и обдуманно, как явствует из ученого прозаического посвящения, должен воздействовать на читателя своей звучностью: это — леонинский гексаметр особого рода, в котором каждая строка делится не на две, а на три части, причем первые две рифмуются друг с другом, а последняя — с последней же частью соседней строки двустишия. Русскому читателю такой ритм может напомнить размер стихов Жуковского:

Будь нам заступником, верным сопутником, нас провожай!
Светлопрелестная жизнь наднебесная, сердцу сияй!

Сам Бернард называет такой размер чрезвычайно трудным и редким, не без гордости обращаясь к адресату посвящения: «Если бы только Дух премудрости и разумения не пребывал со мною и не споборал мне, я не смог бы соткать столь протяженный труд столь трудным метром; ибо этот род метра, блюдущий как непрерывность дактилического течения... так и леонинскую звучность, по причине трудности своей едва ли не всесовершенно всеми заброшен». Современному читателю эта нарочитая ювелирная выделка покажется едва ли соответствующей монументальным размерам поэмы: звон рифм в скором времени приедается, группировка стихов по двое обнаруживает несовместимость с эпическим течением интонации, наконец, взятая в самых первых стихах предельно высокая нота не оставляет места для нарастания, для градации пафоса. Но средневековый любитель назидательной словесности судил иначе; поэма клюнийского монаха удостоилась чести быть приписанной его великому тезке Бернарду Клервоскому и послужила образцом для подражаний. Впрочем, описание Рая принадлежит к тем немногим строкам всемирной литературы, которые всегда останутся живыми.

Адам Сен-Викторский

ПАСХАЛЬНАЯ ПЕСНЬ

Ныне зрится радостно
мира обновление,
и Христово явлено
персти воскресение;
совоскреснув Господу,
песнь творит согласную
всех стихий течение.

Вьется огнь проворнее,

воздух стал прозрачнее,
и вода привольнее,
и земля пространнее;
к высям реет легкое,
книзу тянет тяжкое,
все повсюду новое.

Небо просветляется,

море укрощается,
ветер унимается;
и луга процветшими,
и поля ожившими,
и леса одетыми
взору вновь являются.

Лед растоплен мертвенный,

ков разрушен гибельный,
мира князь властительный
зримо низлагается;
посягнуть желающий,
досягнуть не могущий,
власти он лишается[267].

О, преодоление

смертного истления!
Рая ликование
грешным возвращается;
древний меч пылающий,
путь нам заграждающий,
по обетованию
ныне отлагается[268].

НА ПРАЗДНИК СВЯТОЙ ТРОИЦЫ