Памятники средневековой латинской литературы X-XII веков

Но не думайте, что я преследую своим пером охоту и другие развлечения придворных не столько из здравомыслия, сколько из ненависти; я охотно бы согласился считать ее среди вещей безразличных, если бы неумеренное увлечение ею не расшатывало так человеческий ум, не подрывало основы разума. Однако не следует по этой причине вообще осуждать охоту. Вино опьяняет, но опьянение это — ошибка того, кто пьет, И старик часто выказывает младенческий разум, причиной которого не возраст, а недостатки характера. Итак, охота может быть полезным и почетным занятием. Все зависит от места, времени, чувства меры, личности охотника и его цели, потому что именно человек придает делу красоту, когда он следует стезею, ему назначенной, и не нарушает права других. Каждому человеку больше всего подобает то дело, которое находится в полном согласии с его долгом. Прекрасно сказал об этом философ, определяя приличествующее каждому поведение: «Самое подходящее для каждого то, что больше всего соответствует его нраву»[358]. Но как же в таком случае мне или тебе отнестись к занятию охотой? Ведь пренебречь своим делом и увлечься чужим есть величайший позор. И зачем же мужу, который столь блистает способностями на общественной службе, посвящать себя частному и даже, можно сказать, грубому занятию?!

Народ должен следовать за своим вождем, учитель — сеять знания, судья — наказывать провинившихся, власть — оделять своей милостью усердных тружеников. Простые люди должны заниматься своим скромным делом; у знатных людей должна быть более дорогая, а у рабов — более дешевая цена. «То, что позорно для честных — для Тития, Сея, — Криспину будет как будто к лицу»[359]. В самом деле, тело имеет много членов, но у каждого из них — разное применение. Каждый выполняет только то, что ему предназначено. И почему, не уступая охотнику своих прав, притязаешь ты на его права? В самом деле, почему бы охотнику не пристало домогаться королевского или папского трона? Ведь право же, гораздо позорнее соскользнуть с одной из этих вершин к кровавому и грязному ремеслу охотника. Врожденная любовь к добродетели всегда способствует возвышению, тогда как порочные склонности по природе своей тянут вниз. Намерение может оправдать Поступок, если он основывается на необходимости, совершается для пользы дела и отличается честностью, так как именно намерение придает окраску всему делу. «Ибо дело твое, — говорит мудрец, — отличается от других твоим к нему отношением». Нет греха в том, что Исав по поручению отца своего отправился на охоту; он сделал это, чтоб утолить отцовский голод и получить обещанное благословение в награду за послушание. Ибо если это дело не могло быть сделано без греха, такой патриарх не послал бы на него своего сына, которого он своим благословением хотел поставить во главе народов. Погубило Исава, конечно, промедление, поскольку, занявшись дозволенным делом, он медлил дольше дозволенного из-за дурной привычки и неумеренной любви к охоте. Однако нисколько не виновен тот, кто, вынуждаемый острой необходимостью, должен поддерживать свою жизнь, не нарушая законного порядка.

Тот, кто избегает бездействия и готовит себя для деятельной жизни, приучая свое тело к лишениям и избегая порочной расслабленности, кто сохраняет свое достоинство во всех положениях, неуязвим для укоров. В самом деле, действие становится преступным не само по себе, но по своему намерению. Славна не показная добродетель, начало которой — в наслаждении, ибо наслаждение — мачеха добродетели. Я не говорю о наслаждении, которое доставляет нам мир, долготерпение, благость, воздержание, радость во Духе Святом, — я говорю о наслаждении, которое дружит с застольем, пирами, возлияниями, пением и танцами, излишествами роскоши и разными видами разврата, которое расслабляет даже сильные души и как бы в насмешку над природой делает мужчин развращеннее и слабее женщин. Так же и обстоятельства смягчают вину охоты или даже вовсе оправдывают это занятие. И если такие обстоятельства имеются, а в большинстве случаев они имеются, тогда и охота становится приемлемой. Неуместною же становится охота лишь тогда, когда она несогласна с религиозной службой, с естественным порядком вещей, обязанностями долга или предпочтена перед другими занятиями. Но достаточно об этом! Мы ведь не ставили себе цель писать трактат об охоте, а хотели лишь порассуждать о развлечениях придворных.

Но и размышлению здесь должно быть место. Ибо охота, где бы она ни происходила, на своей ли, на общественной или на государственной земле, не должна наносить ущерба обществу. Нужно следить, чтобы место охоты не было бы освобождено от подобных беспокойств по причине его святости или известности. Тот же, кто дерзко нарушает границы, попадает в сети закона и наказывается. Занятие это, однако, похвально, когда охотник действует разумно и умеренно, и, даже если это возможно, с пользой, согласно совету комика: «ничего сверх меры». Ведь в самом деле: